Сиддику Максудову несколько лет назад за его трехкомнатную квартиру на одной из главных улиц Душанбе предлагали $120 тысяч. Он квартиру не отдал, хотя за такие деньги мог купить жилье побольше, да еще и осталось бы. Не отдал, потому что считал свой дом своим храмом: здесь родился, здесь хоронил своих родителей, а еще потолки у него в квартире под четыре метра и кирпичные стены толщиной почти в метр. Теперь $120 тысяч ему никто не предлагает - его дом сносят. А вместе с домом сносят и всю историю семьи Сиддика…

«АП» сходила в гости к пяти душанбинцам, чьи дома совсем скоро снесут, и узнала у них истории их старых квартир.

Элла Рязанова, журналист, живет в доме на улице Айни 35 лет (снос дома начался)

- В этот дом я пришла молодой женой в 1982 году. Моему супругу - Николаю Сергеевичу выделили эту квартиру за особые заслуги: он был известным человеком, хотя и на скромной должности, лауреатом различных государственных премий, обладателем орденов и наград за успехи в легкой промышленности республики. 

Вообще, в этом доме давали квартиры в основном правительственным чиновникам, творческой интеллигенции, академикам, заслуженным докторам. Например, до нас в этой квартире жил внук наркома торговли – Андрей с женой Верой. Вера была архитектором, поэтому, когда мы заселились в квартиру, она уже успела привнести в нее свои инновации: кухня была обклеена красивой немецкой клеенкой (это был шик), коридор обшит деревянными рейками, и прямо над самым кухонным столом висела великолепная, очень редкая для тех времен желтая люстра. Она у меня до сих пор сохранилась.

У Николая Сергеевича было очень много друзей, поэтому столы в нашем доме никогда не убирались. Он был балагуром, весельчаком. Увлекался альпинизмом, даже руководил клубом горного туризма при чулочно-носочной фабрике, на которой работал. 

Кого в доме у нас только не было! Однажды в два часа ночи Николай Сергеевич приехал с бардами. Они выступили на концерте, потом посидели в ресторане в гостинице «Таджикистан», а потом захотели петь и пришли к нам. Соседи? Все соседи были здесь: а те, кто не поднялся, стояли на балконах и слушали песни, и шикали на тех, кто пытался возмущаться: «Да тише вы, пусть поют». Вот Розенбаум к нам тогда не доехал, он был в гостях у Галки - нашей подруги. Зато у нас был Олег Митяев, например.

Двор у нас был закрытым, зеленым, прямо под нашими окнами стоял топчан, на котором любила сидеть тетя Оля, даже не знаю, какое у нее было настоящее имя. Тетя Оля была типичной советской таджичкой: садилась на топчан, закуривала папиросу и гоняла чужих парней, которые забредали в наш двор. «Ходят тут всякие», а могла и более крепким словцом их одарить. 

Когда началась гражданская война, мы с Николаем Сергеевичем бегали в гости к Сергею, он был знаменитым гинекологом в республике. Вернее как: если больше стреляли около наших окон, то мы шли к Сергею, если больше шумели около них, то Сергей приходил с супругой к нам. Сидели, болтали, переживали и пили спирт. Сергей ведь был врачом. Конечно, было страшно – наш дом находился в самом эпицентре боевых действий, на нашей крыше всегда сидели ребята с гранатометами. Сидели и мерзли, открывали люк в подъезд и пытались согреться над ним.

Но что самое интересное, даже когда нам все-таки пришлось во время войны съехать с квартиры в другое место, наш дом никто не тронул. Потому что Николай Сергеевич был устодом до войны для многих ребят, которые потом бегали с автоматами, и его очень уважали.

Когда война закончилась, мы наконец-то решили сделать капитальный ремонт, содрали все вплоть до коробки, все поменяли, все сделали по-новому, для себя старались. Николай Сергеевич говорил, что это его последний капитальный ремонт, что никуда отсюда больше не двинется, будет доживать свой век здесь. Рано он успокоился. Теперь ему уже 79-й год, а все придется начинать заново…

Инна Севастьянова, пенсионерка, бывший геолог, живет в доме на улице Бухоро 55 лет (дом готовится к сносу)

- Это была коммунальная квартира. Комнату в ней получила моя золовка, а мы с мужем были тогда молодыми и жили со свекровью, и нам очень хотелось жить отдельно. Вот мы и решили: сестра мужа Валя переедет к матери в двухкомнатную, а мы – сюда, в комнату в «коммуналке». Так и поменялись местами. С нами в квартире жили две соседки - Надежда Федоровна и баба Надя. Баба Надя была доброй, а Надежда Федоровна – скандалисткой. Придумывала всякую ерунду, постоянно ругалась с соседями, даже до суда доходило. Причем судила нас наша же соседка – Анна Михеева, она жила этажом выше и занимала пост судьи. «Или вы помиритесь, или я всех накажу», - говорила она, а я отвечала, мол, нас-то за что наказывать? Мы всем довольны, мы ни на кого не жалуемся. 

Мы действительно были довольны, даже своей крошечной комнаткой. Я постоянно находилась «в поле», работала геологом, вела, так сказать, матрасный образ жизни. Объездили всю республику – в Мургабе стояли, золотишко там искали, где только не были. Вот у меня вся квартира заставлена трофеями из наших экспедиций – камнями, соляными кристаллами. А вот черепаший панцирь - это была первая черепаха, которую я съела в горах.

Потом Надежда Федоровна умерла, мой супруг уже тогда возглавлял отдел геологии, и нам отдали ее комнату, а баба Надя переехала к дочери, в ее комнату заселился один мужчина. Тогда мы опять решили провести обмен: другая сестра мужа переехала к нам в комнату, а сосед - в ее двухкомнатную квартиру в Ленинабаде (ныне Худжанд. – Ред.). Так квартира полностью стала принадлежать нашей семье.

Мы свой дом любили и любим: зимой тут тепло, мне хватает плиточки геологической, которой я обогреваюсь, а летом прохладно – дом-то кирпичный. 

И двор свой любили – такие клумбы у нас здесь были красивые, все в зелени.

Когда в дом провели отопление и кочегарная стала не нужна, то мы в ней вместе с соседями организовали спортзал небольшой для детей. Я приезжала с поля и занималась с ребятами, организовывала кружки разные. Жили вообще как одна семья, друг к другу в гости постоянно ходили, во дворе собирались. Весело было…

Куда все это ушло? Что у меня осталось? Только эти камни, да книги, да картины мужа, он хорошо рисовал тушью. И вот эта квартира пока осталась, здесь вся жизнь моя и прошла. 

Марина Мусаева, пенсионерка, живет в доме на улице Айни 61 год (дом готовят к сносу)

- Мне было два года, когда мы сюда переехали, дом был еще недостроенным. Родители рассказывали, что не было даже лестниц. Не знаю, как они поднимали наверх тяжеленную советскую мебель.

Знаменитостей среди соседей было море – мой отец сам был известным журналистом, а вокруг жили актеры, ученые, художники. Например, мы детьми бегали в музей через дорогу, где были выставлены картины нашего соседа – художника Краснопольского. В этом музее мы вообще все свое детство провели – наизусть его знали и все равно ходили туда.

А вот «Детский мир», который был на первом этаже нашего дома, нас не особенно интересовал: гораздо любопытнее было попасть к ним на склад, и мы иногда попадали. Еще нас очень привлекали коробки от немецких колясок, которые выбрасывали из магазина на помойку в нашем дворе: мы эти коробки вытаскивали и делали из них домики. 

Для наших родителей соседство с «Детским миром», конечно, тогда имело большее значение, потому что они первыми знали, когда в магазин привозили дефицитный товар, они даже по упакованным коробкам определяли, что именно завезли, и сообщали об этом всему городу.

С водой в нашем доме было туго: помню, что кипятили белье дома, стирали дома, а вот полоскать носили во двор, под водопровод. Где-то в 80-х годах с водой вроде наладилось, чуть раньше в дом провели отопление и газ, мы наконец-то избавились от титановых печей в своих ваннах, сколько было радости! 

Во время войны соседи стали разъезжаться, а в их квартирах появлялись совсем новые люди. Помню, мы тогда торговали домашним скарбом около дома – денег-то не было, – и вдруг к нам во двор заезжает дорогущая машина, из нее выходит охрана, потом наш новый сосед. Мы так расступились в стороны, а он прошел к себе в подъезд. Тогда же начал ремонт, стал уменьшать толстые кирпичные стены, чтобы увеличить комнаты. А через некоторое время его родственники стали говорить соседям, мол, вы так громко ночью не разговаривайте и телевизор допоздна не смотрите, вы нам спать мешаете.

Мы были в шоке. Мы никогда друг к другу претензий не имели, жили всегда душа в душу всем двором. Но времена меняются, и с новыми временами приходят совсем другие люди. Но все равно, в нашем доме еще жив дух тех высокодуховных, высокоморальных людей, которые здесь когда-то жили. Их духом пропитаны все стены нашего дома. Впрочем, и это пройдет. Нас ведь готовят к сносу. 

Инна Рустамова, персональный пенсионер, проживает в доме на проспекте Рудаки 60 лет (дом готовится к сносу)

- Раньше тут был правительственный двор: на месте нашего двора были плановые дома, в которых жили государственные чиновники. Мне было 23 года, я была в числе первых выпускников нашего госуниверситета. После учебы меня оставили в аспирантуре и спустя несколько месяцев избрали секретарем ЦК комсомола. Нужно было съезжать с аспирантского общежития. А куда – неизвестно. Никого в Душанбе у меня не было. Тогда первый секретарь ЦК комсомола при мне набрал номер телефона Бободжона Гафурова (тогда - секретарь ЦК Компартии Таджикистана. - Ред.) и сказал мне: «Теперь все сама ему объясни, скажи, что ты остаешься на улице». Я сказала. Бободжон Гафурович выслушал меня и ответил, что через пять минут мне сообщат о результате. И действительно, через пять минут мне позвонили из Совета министров и сказали, что на мое имя выписывают ордер на дом в этом правительственном дворе. Конечно, это было счастье: жить в центре столицы, рядом с выдающимися людьми!

Вскоре после того, как я сюда переехала, рядом с нашими домами стали копать яму для фундамента будущего дома. Прорабом строительства была женщина, она как-то сразу сдружилась с моей мамой и потом познакомила нас с архитектором нашего дома – Барановым из Ленинграда. Мы пригласили его в гости, и тогда он нам сказал, что несколько ленинградских специалистов приехали в Душанбе и собираются построить здесь красивые дома в знак благодарности за то, что многие молодые таджикские парни сложили свои головы, сражаясь за Ленинград.

Дом действительно получился очень красивым, вся столица им любовалась, мы получили в нем двухкомнатную квартиру в 1957 году, тогда его как раз и сдали. В новые квартиры стали заезжать знаменитости, например в соседнем подъезде жила женщина, которая первой в республике сняла с себя паранджу. Сколько здесь было знаменитых докторов, академиков, журналистов, а когда сдали соседний дом, то там поселились 12 таджикских писателей. 

Жили мы дружно; несмотря на то что дом считался правительственным, здесь выдавали квартиры и обычным рабочим - передовикам производства, но наши дети играли во дворе, и никто даже не догадывался, у кого где работают родители, кто какой национальности, никаких регалий и чинов – мы жили одной семьей. Дети вечерами устраивали концерты для пенсионеров во дворе, двор был зеленым, стояла красивая беседка, где мы с соседями собирались вечерами, общались, справляли праздники и поминки.

Сиддик Максудов, пенсионер, живет в доме на улице Айни 55 лет (снос начался)

- Несколько лет назад за эту квартиру мне предлагали $120 тысяч, но я продать ее не согласился. Как же можно?! Здесь я родился и вырос, здесь родились мои сыновья и здесь я провожал своих родителей в последний путь. Меня в округе все знают, я могу и вкусный плов приготовить для своих, помочь, если надо. Все деревья, которые растут в нашем дворе, сажали на моих глазах. Как-то наш сосед – корреспондент Семилетов – принес откуда-то саженцы липы и позвал нас, пацанов, мы вместе их и посадили, теперь они уже огромные, но жить им осталось совсем немного… 

Нам повезло, конечно, что мы росли рядом с такими соседями, смотрели на них и учились вести себя правильно, жить по чести, подражали им. Здесь жил цвет всего Душанбе. Но это сейчас мы так говорим, а тогда для нас, детей, это были просто добрые соседи.

К бабе Вере – бабушке своего друга Мишки – я каждый день приходил со школы и ел вкусные котлеты. Мои родители и старшие сестры были заняты, так за мной присматривали соседи.

Моя мама была настоящим маршалом – ее во дворе все очень уважали, называли «тетя Оля», хотя на самом деле ее звали Хамида. Мама была преподавателем литературы, а еще одним из основателей душанбинского педагогического училища; отец работал в регионах, занимался хлопком. Обоих я провожал в последний путь отсюда. Поэтому эта квартира - мой храм. Но совсем скоро его снесут. Вот так и кончится история родового гнезда семьи Максудовых.