Сын известного таджикского поэта Мумина Каноат Далер Каноат уже много лет живет в Канаде и является гражданином этой страны. В канун 90-летие отца он приехал на родину, где с ним и пообщался редактор таджикской службы “Азия-Плюс” Иршод Сулаймони.

- Отец мало общался с близкими, с детьми, с родственниками, был всегда очень серьезным. Никогда не шутил с нами и не рассказывал смешных историй. 

Но в то же время он был заботливым. Удивительно, но он никогда не поднимал на нас голос, от него мы даже приказа не слышали. Если ему было что-то нужно, он говорил: “Я вот думаю, хорошо было бы сейчас, если бы вы принесли...” и просил то, что ему нужно. Он был исключительным. Каждое его наставление запоминалось.

Как-то я пришел к отцу и сказал, что дети говорят, что Бог – злой, сидит на небе за облаками и следит за всеми, и что, если кто-то провинится, он его жестоко наказывает, спросил – правда ли это? Отец сказал, что Бог есть, но он не за облаками, а везде, что он не злой и всегда защищает людей.

«Если в твоей жизни происходит что-то хорошее, то это благодаря ему», - говорил отец. А потом, когда он приносил угощения, пояснял, что это не он принес, это создатель дал.

И это несмотря на то, что отец был одним из идеологов советского периода.

Мумин Каноат. Архивное фото
Фото: с сайта ozodi.org

 

“Это мой папа!”

- Легко ли было быть сыном такого великого человека, как Мумин Каноат?

- Не только легко, это было гордостью, хотя одновременно и подразумевало обязательства и ответственность. Я осознавал, что должен соответствовать репутации и уважению, которым пользовался отец. Старался не запятнать его имя.

Гордость за отца я испытал, когда мне еще было 3-4 года. Другие дети спросили меня, кем он работает. Я не знал, оказалось, пишет стихи. Я все равно не понял, пока однажды он не взял меня на вечер поэзии, который проходил в парке им. Ленина.

Там было много людей. Папа стал выступать. Он много говорил, что для меня было удивительным, так как дома он был совсем другим. Меня это так восхитило, что я стал всем говорить: “это мой папа, это мой папа”. 

А еще я тогда заметил, что из глаз людей идут слезы, я не понимал, почему. Потом я спросил у отца, почему они плакали. Он, сказал, что слезы успокаивали их души. 

Мумин Каноат

А со временем и ко мне пришла любовь к поэзии. Моим любимым стихотворением было “Буи чуи мулиён ояд хаме” (Плещет, блещет Мулиён меня зовёт) Рудаки, но однажды я услышал по радио стихотворение отца “Чашмаи Сабохи” (Утренний источник). Я тогда с гордостью сказал друзьям, что мой отец пишет лучше Рудаки. И отцу это сказал. Но он запретил мне это повторять, сказав, что их стихи – это песчинки по сравнению с тем, что творил Рудаки...

- А привилегии у сына Каноата какие-то были?

- Да. Очень много. Самый простой пример: в молодости у меня была машина, я тогда часто превышал скорость. Сотрудники ГАИ, как только узнавали, я сын Мумина Каноата, отпускали меня.

Его все знали... Один раз сотрудник ГАИ, который уже занялся оформлением штрафа и в документах увидел фамилию, сказал, что отпускает меня  ради поэмы “Голоса Сталинграда”.

 

“Путеводителем в жизни мне стали книги”

- Мумин Каноат был государственным деятелем, был зампредседатея Союза писателей, а затем и главой Союза. Много ездил. Хватало ли вам отца?

- Конечно, были моменты, когда нам его не хватало. Но, знаете, в моменты его отсутствия, он подбирал нам книги, которые знакомили нас с традициями, нравами, духовной наукой нашего народа и становились в целом путеводителем.

Когда мне исполнилось 14 лет, отец подарил мне книгу “Лайли и Маджнун” Низами Ганджави, которая стала для меня наставлением на всю жизнь. Он тогда сказал, что из-за поездок многое не может мне дать, поэтому моей школой жизни будут книги Ганджави, Умара Хайяма, Хафиза и Сааъди Шерози. И каждый раз, когда он откуда-то возвращался, он привозил мне их книги, чаще всего газели Хафиза.  

- Дома устод разговаривал с вами на литературном языке или на диалекте?

- На литературном. Но когда приезжали родные из Дарваза, то с ними говорил на диалекте. Он очень хорошо говорил на своем родном диалекте, для меня это всегда было удивительным. Я, как ни старался, так и не смог научиться. Больше говорю на самаркандском диалекте, потому что мама была родом из Самарканда.

- А в Дарвазе вы были?

- Да, один раз один и два раза ездили вместе с отцом. Последний раз были 5 лет назад в доме отца, который сегодня стал музеем.   

- В советский период многие наши культурные деятели старались, чтобы их дети обучались в русской школе. Вы тоже?

- Нет, отец хотел, чтобы я учился исключительно в таджикской школе, хотя рядом с домом тогда находилась школа №2, где учились все мои друзья.

- Какие у вас сложились отношения с детьми других деятелей культуры и литературы, которые были вокруг вас?

Фото из личного архива Каноата

- У нас очень уважительные отношения. Мы тесно дружил с сыном Абдужаббора Каххори и Убайдулло Раджабова. Мы очень любили животных и как-то привели во двор несколько собак и ухаживали за ними. Это создавало шум во дворе и мешало нашим отцам и дедам, поэтому нам велели увести их. Мы очень плакали из-за этого…

- Кем вы мечтали стать? Думали ли пойти по стопам отца?

- Думал и даже пытался, но у меня ничего не получалось. Но я перевожу Джалолиддина Руми с таджикского на русский язык. Пока это делаю для себя, но думаю в будущем опубликовать работу. Также я мечтаю создать фильм о творчество поэта, о его “Маснавии манави” (Поэма о духовнности, суфийский жанр).

 

“Возможно, в будущем я вернусь”

- Вы учились на факультете востоковедение. Это было ваше решение или воля вашего отца – тогда же этот факультет был очень модным…

- Это было мое решение, но роль отца в этом тоже есть. Когда мне исполнилось 6 лет, он подарил мне книгу Даниэла Дефо «Робинзон Крузо». Когда я ее прочел, понял, что судьба Робинзона Крузо – это и моя судьба, что я обязательно стану путешественником. Помню, тогда у мамы спросил, что для этого нужно в жизни, она сказала - знание языка.

Я стал учить тогда английский язык. Меня обучала родственница мамы, которая у нас жила. Когда я пошел в школу, я уже знал алфавит и умел читать.

- Как так получилось, что вы уехали в Канаду?

- Я не скажу, что был рад покидать родные края, но, как уже сказал, меня к этому влекло с детства. 

7 лет я работал в Дубае в фирме, занимающейся авиационными перевозками. Когда возникли проблемы на нашем рынке, было принято решение, что я поеду в Америку, Европу или в Канаду и начну работу по созданию там фирмы. Так я попал в Канаду. Затем перевез туда семью. Сейчас мы имеем гражданство этой страны.

Но однозначно, моя родина – это Таджикистан, а Канада – это место моего проживания.

- Устод не просил вас вернуться в Таджикистан?

- Когда я уезжал, он сказал, что это правильное решение, что все будет хорошо. Но последние 10 лет он звал назад, говорил, что построил для нас дом в Дарвазе, что ему не нужен этот музей, его музей – это его стихи.

Возможно, в будущем вернусь, моим детям здесь тоже очень нравится. 

- Чем, кстати, занимаются ваши дети?

- Мой старший сын Мирзочон ученый в сфере биохимии, он закончил университет и защитил докторскую. Сейчас он работает над пост-докторской работой. Некоторое время преподавал в университете города Йорк, сейчас работает в Монреале, в медицинской лаборатории, возглавляет исследовательский центр.

Моя дочь тоже защищает докторскую.

У меня трое внуков. Старшего зовут Маъсуд в честь деда (в честь Маъсуда Турсунзаде, сына известного поэта Мирзо Турсунзаде). Второго внуку зовут Точик. Его мама говорила, что хочет назвать его Джеком, мы сказали, что для нас он Точик.

Внучку зовут Майя, наше таджикское Мухайо.

- Ваши дети знают о своем прадеде?     

- Конечно. В последний наш визит было мероприятие в честь отца, они также на нем участвовали. Они видели и телевизионные программы про него и Мирзо Турсунзаде. Они читают их стихи.

- В литературных кругах в Канаде знакомы с их творчеством?

- Таджикоязычная аудитория знает, но с другими я не особо общаюсь. Вы знаете, Канада – это страна мигрантов, поэтому трудно интегрироваться в это общество.

Семья Мумина Каноата
Фото из личного архива поэта

 

«Его глаза закрылись, а наши открылись»

- Я знаю, что перед кончиной устода, когда он болел, вы приезжали, но потом уехали. Бывают ли угрызения за то, что вас не было в день его смерти?

- Да, всегда. Я понял, что мой отец – это мое сердце. 

- Вы помогали отцу?

- Да, в меру своих возможностей я всегда помогал отцу. Правда, он никогда ни в чем не нуждался. Больше всего ему деньги нужны были для строительства дома в Дарвазе, но правительство страны всегда поддерживало отца и материально, и морально. До последнего момента эта поддержка оказывалась.

- Устод давал интервью, которые некоторым кругам не нравились, из-за критики. Даже были некоторые последствия после этого. На это не жаловался.

- Возможно и было что-то, но как я уже говорил, он очень мало с нами общался. Все что касалось стихов или связано с обществом, об этом он с нами никогда не говорил.

- Сегодня, в 90-летие устода, как вы оцениваете отношение к его наследию?

- Его глаза закрылись, а наши открылись. Мы стали лучше воспринимать то, что он написал. Смысл стихов и их посыл стал еще важнее. Я это заметил не только в себе, но и у его почитателей. Я это почувствовал в общении с некоторыми писателями и поэтами, с которыми общался эти дни. Они нашли моменты, которые раньше не замечали.

Но есть и другая тенденция, когда рыночные отношения перевешивают культурное и литературное наследие. Такое тоже есть…  

Фото Asia-Plus

- Честно признаться, я ожидал, что, как человек, который долгие годы живет зарубежом, у вас будет ломанный таджикский, в силу того, что вы от него отвыкли. Но вы сохранили его в чистом виде и общение с вами большое удовольствие.

Бывает ли у вас сожаление о том, что внуки и правнуки Мумина Каноата со временем могут отдалится от своих корней, с каждым поколением будут все меньше говорить на таджикском?

- Да, конечно, меня это беспокоит, поэтому я стараюсь, чтобы мои внуки знали таджикский и не теряли своих корней. Я над этим работаю и буду работать. И буду стараться, чтобы они вернулись в Таджикистан.

Мой сын Мирзо очень хорошо говорит на таджикском, хотя мы уехали из страны, когда ему было 9 лет и в дальнейшем он учился на английском.

Я постараюсь передать своим потомкам творчество своего отца и других таджикских писателей. Чтобы они сберегли наследство.

Читайте нас в  Telegram, Facebook, Instagram, Яндекс.Дзен, OK и ВК.