30 октября 85 лет исполнится Мухаммаджону Шакури. Ученому, языковеду, академику… отцу, деду, прадеду и просто замечательному человеку. Накануне с юбиляром встретился корреспондент «АП».

- Будете отмечать свое 85-летие?

- Нет. 80-летие пышно праздновали. Этого хватит пока.

- А в кругу семьи?

- Ну, в кругу семьи, посидим дома.

- Дети, внуки придут…

- Их нет, мы одни остались с женой. Внуки уехали, одна дочь была, тоже уехала с детьми в Америку. Сыновья с семьями в России, в Англии.

- Навещают вас?

- Здесь из Института, из Союза писателей, другие знакомые приходят, навещают, звонят.

- Дети…

- Дети постоянно звонят. Каждое лето приезжают. Этим летом все приехали, из России, Англии, Америки. Дом был полным.

- Кто-то из ваших детей пошел по вашим стопам?

- Два сына… Они близки к моей профессии. Старший – Шариф – искусствовед. Занимается искусством исламского Востока – Ирана, Аравии. Написал книгу «Хурасан».

И третий, самый младший сын – Рустам, – историк. Изучает персидские истоки Византийской истории, историю таджиков, историю тюркских народностей округа.

В Иране вышла книга Шарифа и Рустама: «Осиёи Маркази: даромад ба рухиёти халк». Это вроде как история таджикского народа, но в книге больше философии, толкования истории.

Мои сыновья пишут на русском языке, в их время почти не было таджикских садиков и школ, чтобы я мог отдать их туда. Они учились в русской школе. Потом в Москве закончили вуз, аспирантуру и остались там работать. Однако, несмотря на это, они хорошо знают таджикский язык, читают великие манускрипты. Рустам, когда учился на третьем курсе, перевел с таджикского на русский философский трактат XIII века. Сейчас и его сын, который родился и вырос в Москве, говорит на таджикском.

- Помните свою семью, свое детство, отца?

- Некоторые вещи остались в памяти. Мне было шесть лет, когда отца не стало. У меня есть сайт – shakuri.tj, где есть информация обо мне, мои воспоминания, книга об отце.

- Что о нем Вам больше всего запомнилось?

- То, что отец был старым, неподвижным, болезненным. Он болел водянкой и опух, и когда извлекли воды, кожа обвисла.

В 1918 году бухарский эмир заключил его в зиндан, сжег его рукописи. Эти труды были в единственном экземпляре. После революции, в 1924 году, он стал домоседом, заболел, но когда чуть поправился, заново написал те исчезнувшие труды. Он с утра до ночи их писал.

- Что содержали тексты, что эмиру не понравились?

- Мой отец был из передовиков улемы. Глава группы борцов против улемы суъ (реакционного духовенства). Сторонник джадидизма (модернизм, - прим. ред. ), сторонник просвещения, и сам один из просветителей начала XX века.

Одним из документов, которые были сожжены, был дневник, в котором отец писал свои мысли. Там были вещи, которые действительно в те времена запрещено было писать.

- Если Ваш отец был сторонник просвещения и модернизма, должно быть, Советский Союз пришелся ему по душе.

- Нет. Из его трудов видно было, что он не был сторонником революции.

Он был джадидом, просветителем, сторонником машрутият (парламентского строя, - прим. ред. ), но не республиканцем. Хотел, чтобы эмир был. Считал, что его не нужно отстранять, ведь падишах - тень Бога на земле. Но также он считал, что нужен парламент, представители народа, министры, правительство, а министров должен назначать эмир. Однако бухарская революция образовала республику.

До конца жизни он был против революции и… опять попал за решетку. Его посадили уже советские власти, в заключении он и скончался.

- А на Ваш взгляд, какой строй на сегодня лучший для страны?

- Я не занимаюсь политическими вопросами…

- Не нужно заниматься ими, каково Ваше мнение, как гражданина?

- Я не против того строя, что сегодня существует в Таджикистане, однако правление имеет недостатки, изъяны. А строй правильный.

- То есть Вы приветствуете демократию, республику, президентство?

- Вот сейчас Кыргызстан стал парламентской республики. Посмотрим, что там будет. Мы привыкли к президентской республике, но в нашем парламенте я вижу мало серьезных людей.

- Вы сказали, приветствуете сегодняшний строй. А как Вы приняли эти перемены, 90-е годы…

- В 90-е годы не было вещей, которые можно было бы принять хорошо…

Мы говорим «демократия», но мы далеки от нее, очень. И нужна ли нам та демократия, что сейчас в Америке, Европе? Они под маской демократии совершают преступления в отношении человечества!

«Появилось мнение, что таджикский язык не нужен»

- Как Вы оцениваете нововведения в орфографии таджикского языка?

- Я не согласен со многими вещами в новой орфографии. Как и в прежних правилах, некоторые особенности таджикского языка не были проявлены. Некоторые важнейшие особенности языка не тронуты. По сути, только один пункт изменился – пункт о букве «у долгий». Как я понял, употребление буквы «у долгий» в таджикских словах оставили, а из арабских слов убрали, так как в арабском языке долгого «у» нет. Это плохо, так как сотрет особенность таджикского языка. При заимствовании слова приспосабливаются к особенностям принимающего языка.

Другой пример по поводу буквы «ъ». Если нужно было читать «мавзуи», то есть не йотированно,  то нужно было оставить «ъ» (мавзуъи), а если выкинуть «ъ», будет «мавзуйи», то есть йотированно. Вот эти особенности не учтены.

- Эти правила разработаны Комитетом по языку и терминологии. Как Вы считаете, входят ли в их полномочия эти функции, есть ли у них потенциал, чтобы заниматься этими вопросами?

- Ранее это входило в полномочия Института языка и литературы.

Комитет был организован для надзора за реализацией Закона о языке. Но они взяли и организовали группу для разработки правил. Группа состоит из 10-12 человек, все языковеды. Получается, впервые правила разрабатывали только лингвисты, но только лингвистами обойтись нельзя. Должны быть представители других областей, ранее в такие группы входили историки, географы, юристы, математики и другие. Тогда эти правила принимались после жарких споров, дискуссий.

- Как Вы сказали, из арабских слов убрали таджикские элементы, теряя особенности таджикского. Почему идет тенденция по возвращению к арабскому в первоначальном его виде, но отказываются от заимствованных латинских, греческих слов?

- Арабские слова стали своими, считаются родными. Так как прошло уже более тысячи лет, как они вошли, закрепились в нашем языке. А латинские и греческие слова новые. От новых заимствований надо воздерживаться, много чужих слов употреблять не стоит. То, что сейчас есть – пожалуйста. Таджикский язык полностью от иноязычных слов очистить невозможно, и без употребления и заимствования иностранных слов не обойтись.

- Недавно в Закон о госслужбе ввели поправки, согласно которым теперь на работу в некоторые ведомства без знания таджикского языка уже не примут. 

Что, по Вашему мнению, лучше – специалист, который плохо владеет таджикским, или хорошо владеющий языком непрофессионал?

- Знание таджикского языка – обязательно! Если человек хочет вести какую-либо деятельность  в любом общественном месте, он должен знать таджикский - национальный, государственный язык. Язык – основа всей сущности человека, нации. Главный показатель нации.

Но и квалификация, умение, толковость – это главное условие. Неквалифицированного специалиста, конечно, не следует принимать на работу, в таком случае знание языка не стоит и гроша.

- Но квалифицированного, знающего, могут не принять на работу, если он не знает таджикский язык...

- Смотрите, закон о языке существует 22 года. Однако молодежь, которая родилась после принятия закона, после независимости, которым 20-21 год, не знает свой язык. Как так получилось?!

Появилось мнение, что таджикский язык не нужен, потому что, чтобы получить знания, нужно знать русский, английский языки…

«Есть великие ученые, но не борцы»

- У Вас такая содержательная жизнь, на Ваш взгляд, в чем ее смысл?

- Я не думал об этом...

- Времени не было?

- Наверное! Очень много работал. Круглосуточно. Целую жизнь. Не из-за денег и известности. Просто хотел сделать все, что смогу сделать. Хорошо выполнить, на пользу народу.

- Вы считаете себя патриотом...

- Да. У меня тут есть книга – «Хурасан», написанная в 94-95 годах, во время войны. Предисловие к ней написал Лоик Шерали. В нем было и стихотворение. Вот последнее двустишие из него:

Гирям аз он, ки ту танхоиву ман танхотарам,

Ватанам, ох Ватанам, ох Ватанам, ох Ватанам!

(Плачу из-за того, что ты одинока, я еще более одинок,

Родина моя, о Родина, о Родина, о Родина!)

Этими словами Лоик выразил все содержание моей книги, моих мыслей. Я сказал, что если умру, то на моем надгробном камне нужно написать именно этот стих.

- Все что Вы сделали на протяжении жизни, сделали для Родины…

- Для Родины, для народа. Скажут, отдай жизнь – отдам свою жизнь!

От трагедий, пришедшихся на долю таджикского народа на протяжении веков и в наше время, сердце болит. Я всегда думаю о том, что стало с судьбой нашей нации, родины, и что отныне станет с ней. В каком положении сейчас нация – это грань погибели.

- Есть какие-то незаконченные дела, новые идеи, которые хотите реализовать?

- То, что я мог – сделал. Думаю, очень много поработал. Теперь вот началось время безделья. Чувствую болезненность, недомогание. Жена больна, я болен. Старость мало дает возможностей - сидеть, думать, работать.

Идеи есть, но не могу писать, сказать. Да и никто не спрашивает, о чем я думаю, что хочу сказать…

- А кто бы Вы хотели, чтобы спросил?

- Академия, Союз писателей, правительство. Меня в Иране считают одним из чтимых. Меня регулярно показывают по иранскому телевидению, транслируют серию бесед со мной. Посольство Ирана сняло фильм обо мне. Я каждый год один раз езжу в Иран на лечение, и по приезде ко мне обязательно приходят журналисты. А здесь… - ничего. Это непризнание не вредит мне, это нужно обществу. Я сейчас много чего держу в сердце, хочу сказать, но не могу писать. Телевидение не приглашает, с радио редко приходят за комментариями.

- Кого Вы видите сегодня в языкознании, есть ли достойные специалисты?

- Слава Богу, есть замечательные ученые. Мы можем гордиться ими, однако таджикский язык все же разрушается. В свое время устод Айни боролся за чистоту языка, потом это делали его ученики и последователи - Туракул Зехни, Рахим Хошим, Хабиб Ахрори, Эммануил Муллокандов. Народ учится языку по телевидению и радио. Надо следить за этим. У меня есть много материалов о языке телевидения, радио, прессы, но никто не хочет считаться с ними. Языковая арена пуста. На ней нет борцов за язык.