Историк Великого шелкового пути Сьюзен Уитфилд проводит краткую экскурсию по времени, когда Центральная Азия была центром мира и истории. Она называет регион местом самых разнообразных мировых событий и считает, что волны истории Центральной Азии порождали процессы в далекой Европе. А плов – паэлью.

Сьюзен Уитфилд является основателем и директором Международного проекта Дуньхуан в Британской библиотеке. Она является автором нескольких книг, последняя из которых  «Silk, Slaves and Stupas – Material Culture of the Silk Road (Шелк, рабы и ступы – материальная культура Шелкового пути). 

Central Asian Analytical Network  приводит сокращенный перевод статьи – Whitfield, Susan. 2005. From Plov to Paella. 

Центральная Азия – это сокровищница, полная исторических артефактов, которые значительно обогатили бы понимание нашего мира, а также прошлого, если бы мы более тщательно это исследовали. Синергия взаимодействия степных народов-кочевников с царствами и империями пустынных оазисов и равнин привела к появлению ряда значительных изобретений для цивилизации.

В течение 1000 лет этот регион был сердцем глобальной экономики и носителем всех основных мировых религий и многих наиболее важных технологий. Еще десять лет назад Андре Гундер Франк назвал Центральную Азию «самой важной и игнорируемой частью мира и его истории». Возрождение политического интереса к региону, который, правда, пока обусловлен терроризмом и нефтью, может исправить подобное пренебрежение.

Полтора века назад Европа проявляла к этому региону только политический интерес – это было время, когда Российская империя и Британская Индия боролись за контроль над Центральной Азией. Но к тому времени пик развития региона уже прошел и только когда агенты и послы начали пересылать на Запад древние рукописи, купленные у местных кладоискателей и рассказывающие истории о потерянных городах в бескрайних песках, научный интерес к региону стал расти.

В поисках богатства исследователи и археологи были не менее активны и настойчивы, чем политики. Один из самых ранних путешественников, Свен Гедин, подтвердил существование руин, скрытых песками пустыни Такла-Макан, а экспедиции англичан, немцев, русских, японцев и других вскоре обнаружили десятки тысяч рукописей, артефактов и картин, свидетельствовавших о богатой и практически неизвестной миру истории.

В конце концов, русские одержали верх в Большой Игре. Уже после распада Британской империи советские власти взяли под свой контроль эмираты Центральной Азии, многие из которых находились под царским влиянием с середины XIX века, и между 1924 и 1936 годами были созданы пять центральноазиатских республик.

Сталинские ссылки в отношении греков, казаков, корейцев и других этносов в 40-х годах только еще более разнообразили этническую картину региона. Как ни парадоксально, но среди ссыльных народов были и турки-месхетинцы из Грузии, которые, если мы примем на веру их собственные притязания на этническую принадлежность (не «тюркизированные грузины»), были изгнаны назад на родину предков.

Использование названия «тюркский» для описания разнообразия народов с более чем 3000-летней историей проблематично, но за неимением лучшего знания нам придется прибегнуть к некоторым упрощениям.

На протяжении раннего исторического периода тюрками называли (хотя и спорно) разные народы: от доминировавшей на северо-западных границах Китая в первом тысячелетии до н.э. степной конфедерации кочевых народов хунну до эфталитов, правивших Ираном и Индией в пятом и шестом веках, или гуннов, погубивших Европу в пятом веке.

В ХХ веке советские археологи обнаружили в современном Узбекистане ряд руин, которые когда-то были великими городами-государствами ныне потерянной цивилизации. В Афрасиабе, в древнем Самарканде, была обнаружена цитадель, где в 329 году до н.э. в ссоре Александр Макендонский убил своего друга Клита Черного. Греки знали об этом городе как о форпосте Персидской Ахеменидской империи, но к началу первых веков первого тысячелетия здесь жили великие купцы Шелкового пути – согдийцы.

Еще одной находкой стал датируемый VII веком великолепный зал для аудиенций, где принимались послы из других королевств и империй, направлявших торговые миссии к согдийцам. На двухметровых стенах зала изображены с одной стороны, согдийская королевская семья, а с другой – китайские правители. Эти сюжеты дают понимание того, как согдийцы видели свою роль в мире той эпохи. На главной стене изображен иранский согдийский царь, китайцы и тюрки с дарами, последних можно опознать по длинным косам.

В то время согдийцы были зороастрийцами, хотя есть свидетельства, подтверждающие существование буддийских и христианских общин. Также изображены священники в масках, которые предотвращают священный огонь от осквернения.

Из этих находок мы видим, что согдийцы, иранские земледельцы и предприниматели, имели симбиотические отношения со своими преимущественно кочевыми тюркскими соседями на севере, а также китайскими и индийскими потребителями на востоке и юге.

Однако до обнаружения рукописей мы мало знали о степени их влияния. В 1907 году среди развалин пустыни Такла-Макан был найден почтовый мешок. Сухой воздух пустыни обеспечил сохранность корреспонденции. Письма от 314 г. н.э. (дата достоверна, поскольку в них упоминается событие, хорошо известное в китайских источниках) написаны членами согдийских общин на Шелковом пути и адресованы коллегам и родственникам в Самарканде.

Одно письмо рассказывает о случае согдийской женщины Миуней, которая несколько лет назад до этого с мужем переехала в этот далекий иностранный город. Наделав огромные долги, он оставил ее с дочерью на произвол судьбы.

В письме она просит его вернуться, рассказывая о своих трудных обстоятельствах, которые заставили ее устроиться на работу в китайскую семью, и об отказе местной согдийской общины помочь ей. Заканчивая свое обращение, она горестно вспоминает, как ее мать не советовала выходить за него замуж, наказывая, что лучше быть «супругой собаки или свиньи, нежели твоей».

Письмо написано на согдийском языке, который относится к индоевропейским языкам, близким к персидскому, но с использованием варианта арамейской письменности.

Этот шрифт изначально был разработан для расшифровки языков в отдельной семитской группе и поэтому идеально подошел для согдийского языка. Когда тюркам понадобилась письменность для транскрипции собственного языка, они обратились к согдийской письменности – к этому времени несколько адаптированной и поэтому ставшей еще менее подходящей, так как тюркский язык принадлежит к третьей языковой группе – алтайской.

В итоге эта письменность использовалась для создания двух новых вариантов – рунической тюркской и уйгурской письменности. В XIII веке уйгурская письменность использовалась монголами, а в XVII веке – маньчжурами. К этому времени многие тюрки Центральной Азии начали использовать арабский алфавит. У своих согдийских соседей они также позаимствовали новую религию, дабы заменить – хотя это был долгий процесс – свой древний шаманизм.

Первое тысячелетие было временем великого религиозного многообразия вдоль Шелкового пути. Согдийцы служили проводниками для всех основных мировых религий, а некоторые зороастрийские согдийцы были обращены в веру манихейскими миссионерами и, в свою очередь, обращали в свою веру тюркских правителей, встречая тех в китайской столице в середине VIII века.

К этому времени тюрки построили в современной Монголии город, окруженный мощной стеной, из которого они могли править своей огромной империей. Укрепленные таким образом, они предлагали свою военную помощь китайцам, которые вели борьбу с бунтовщиком- генералом в затяжной гражданской войне, а также активно осваивали китайскую столицу.

По иронии судьбы, генерал сам имел тюркско-согдийское происхождение и был назначен на свой пост в рамках китайской стратегии по привлечению иностранных генералов для управления местными территориями. Китайцы полагали, что иностранные выдвиженцы не будут иметь политических амбиций.

Погрузив страну в десятилетний конфликт, который заставил китайцев вывести свои войска из Центральной Азии, генерал Ань Лушань – или Рухшан – доказал, что это была ошибка, дорого стоившая Китаю.

Тюркские солдаты пришли  на помощь китайцам, хотя всего несколькими годами ранее, в знаменитом китайском столкновении 751 года н.э. с войсками Арабского халифата на реке Талас к северу от Согдианы именно тюркские солдаты изменили баланс в пользу арабов.

Эта битва не только ограничила территориальные амбиции Китая, но и как многие события в истории Центральной Азии, имела гораздо более широкие последствия. Ведь именно захват в плен китайских мастеров -бумагоделов часто упоминается как начало распространения этой важной технологии в Арабском халифате и, впоследствии, в Европе.

Действительно, в течение многих веков европейские историки считали, что арабы изобрели бумагу. Возможно, полезно думать о событиях в Центральной Азии, как о камнях, брошенных в воду, когда эффект проявляется во всех направлениях. Пока мы только на пути к пониманию этих эффектов. 

Возможно, полезно думать о событиях в Центральной Азии, как о камнях, брошенных в воду, когда эффект проявляется во всех направлениях. Пока мы только на пути к пониманию этих эффектов.

Тюркские манихейские рукописи, обнаруженные вдоль Шелкового пути, написаны на бумаге, что отражает влияние Китая, но в формах, отражающих влияние со стороны дальнего Запада. Но тюрки, несмотря на свою военную мощь, не были неуязвимы.

Даже имея большой город, новую государственную религию и письменность, они не смогли противостоять вторжениям в середине IX века со стороны своих киргизских соседей с севера и были изгнаны из своей империи на юг в царства Такламаканского шелкового пути. Здесь многие осели, обретя общую «уйгурскую» идентичность – название конфедерации племен, образовавших последнюю тюркскую Монгольскую империю.

Они обратились в ислам в первые несколько веков второго тысячелетия и продолжают поддерживать непростой союз с китайцами, которые вернулись в этот регион и с середины восемнадцатого века осуществляли порой шаткое правление.

Согдийцы начали принимать ислам с приходом арабов в конце седьмого века, хотя на протяжении восьмого века существовало сопротивление арабам и их вере. Если история – это летопись битв, то битва на горе Муг стала определяющим моментом для согдийцев.

Здесь, в 722 году Деваштич, согдийский царь, был захвачен и казнен (После взятия крепости Калаи-муг в долине реки Зерафшан штурмом, Деваштич был распят арабскими воинами хорасанского эмира Саида аль-Хараши в 722 году – примечание).

Важный тайник с документами и артефактами был впоследствии обнаружен русскими археологами спустя столетия. Многие согдийцы бежали на север и постепенно были поглощены доминирующим тюркским населением. Это был не конец согдийцев, но начало их неизбежного упадка. Зажатые между арабами и тюрками, они не видели выхода.

Историки, ищущие закономерности среди, казалось бы, хаотичного движения народов в этом регионе, характеризуют этот период как конец иранского влияния в регионе и начало тюркского господства.

История, конечно, более сложная: иранское влияние полностью не исчезло.

Хотя долгое время считалось, что согдийский язык не сохранился во втором тысячелетии, открытие советскими этнографами отдаленной таджикской деревни со странным местным языком наводит на мысль об обратном. По словам этнографов, жители долины Ягноб говорят на языке, происходящем от согдийского.

Персидский зороастризм также выжил, когда общины верующих бежали в Индию. Их потомки сегодня известны как парсы. Однако религиозное разнообразие не заканчивалось с приходом ислама, и следующие столетия не фиксировали какого-либо религиозного преследования.

Марко Поло описывает сообщество несторианских христиан в Дуньхуане, а Чингисхан, монгольский император, был известен тем, что приветствовал религиозные дебаты в своем дворе, хотя сам сохранял шаманские верования.

В результате вытеснения тюрок из их северной империи в последующие столетия они стали доминировать не только в восточной части Центральной Азии – в сегодняшнем Китае – но и в Согдиане и прилегающем регионе.

Одна группа во главе с Сельджуком в одиннадцатом веке двинулась на запад в Анатолию, что в конечном итоге привело к созданию новой империй на границах Европы – Османов. Но сельджуки не продержались долго.

Во втором тысячелетии монголы, первоначально степные соседи тюрок, перебрались сначала в Монголию, а затем в Центральную Азию, встретив ожесточенное сопротивление со стороны оседлых тюрок.

Тюрки из Центральной Азии были разбиты, Хорезм-шах бежал на Каспий, преследуемый монгольской армией, которая продолжила путь к границам России. Снова рябь в Центральной Азии потревожила европейские воды.

Под эгидой Pax Mongolia торговля процветала, и Самарканд и соседние города вернули себе часть славы своего согдийского расцвета. Когда местный уроженец Тимур Хромой – Тамерлан – добился власти после падения монголов, он обяъвил себя потомком Чингисхана и попытался восстановить стабильность на торговых путях.

Он расширил свою империю на юг, в Индию и на запад до границ Тюркской Османской империи; только его смерть  семидесятом году жизни остановила кампанию 1405 года против Китая. Его внук, Улугбег, был известным астрономом, чью обсерваторию 1420 года все еще можно увидеть в Самарканде; но его правление было недолгим, и к 1500 году узбеки, также претендовавшие на родство с Чингисханом, захватили власть.

Однако вторая половина второго тысячелетия характеризовалась разделением региона на отдельные ханства, сосредоточенные вокруг городов, повторяя согдийские города-государства первого тысячелетия. При Петре Великом и Екатерине Великой регион стал центром русской экспансии и началом Великой Игры. Как описано выше, это привело, по иронии судьбы, к научному открытию богатой истории первого тысячелетия этого региона.

Тюркская история часто рассказывается в рамках своего рода паттерна в истории Центральной Азии, делающего упор на различия и взаимодействия между кочевниками и земледельцами. Ранее представленная как простая дихотомия, она теперь признается за упрощение, а историки и этнографы проводят переоценку своих ранних характеристик народов и их образа жизни.

Действительно, сегодня многие группы тюрок продолжают вести хотя бы полукочевой образ жизни, и это сосуществование нигде не отражается лучше, чем в тюркской кухне.

Плов, многочисленные вариации на тему ризотто из баранины и мяса с морковью и изюмом, может претендовать на звание национального блюда Центральной Азии, но его также можно найти от берегов Средиземного моря до рынков Кашгара под разными названиями: пилаф или пилау в Индии и паэлья в Испании, что показывает исторические связи этих регионов с Центральной Азией.

Плову требуется сельское хозяйство и ирригация, чтобы выращивать рис, в то время как шиш-кебаб, другое блюдо тюркской кухни, является пищей кочевников – это баранина, нанизанная на шампуры и приготовленная на костре.

Добавьте к этому персидское увлечение сахаром в сладкой тюркской выпечке, и кухня будет достоверно отражать народы и языки современной Центральной Азии. Узбекский, казахский, киргизский – все это тюркские языки, но таджикский тесно связан с персидским языком в Иране и Афганистане.

На таджикском также говорят сегодня цыгане Центральной Азии и евреи Самарканда и Бухары, демонстрируя сохраняющееся разнообразие этого региона и намекая на его сложную историю.

Но это всего лишь одна нить, и, как показал этот краткий обзор трехтысячелетнего региона с самой богатой и разнообразной мировой историей, волны Центральной Азии продолжают ощущаться даже в, казалось бы, далекой Европе.

Осенью нас модно читать в Telegram, Facebook, Instagram, Viber, Яндекс.Дзен и OK.