Чем привлекает ученых мира Центральная Азия, что дают им исследования истории, культуры этого региона? Об этих и других вопросах востоковедения рассказывает культуролог, председатель Международного фонда Зиёдулло Шахиди, известный специалист  в области сравнительного изучения литератур/культур Востока и Запада Мунира Шахиди.

- В настоящее время во многих странах Азии и Европы функционируют центры по изучению Центральной Азии. Какова их цель? В чём их ценность? Как этот новый интерес мирового сообщества к Центральной Азии может способствовать миру и стабильности в нашем регионе и вообще на Ближнем Востоке?

-  Действительно, после распада Советского Союза в целом ряде стран Востока и Запада, как грибы после дождя, стали создаваться центры по изучению Центральной Азии. Оно и понятно, ведь в течение более полутора столетий этот регион, известный в истории мировой цивилизации как «перекрёсток культур», был и пока остаётся terra incognita – землей непознанной. Поэтому узнать опыт народов, проживающих в этом регионе и переживших три системы взаимодействия с миром: феодальную, социалистическую и, сегодня осваиваемую, капитализм, - безусловно, интересно. Однако, к сожалению, опыт национальных востоковедческих школ, которые создавались по европейской методологии, пока мало учитывается в центрах по изучению Центральной Азии. И хотя совместные исследования таджикских, узбекских, казахских, русских исследователей начиная с 50-60-х гг. прошлого столетия до нашего времени формировали и сегодня развивают новое Евразийское пространство, результаты исследовательских школ прошлого мало «работают» для развития равноправного, взаимоинтересного диалога культур Востока и Запада в настоящее время. Пока регион привлекает взоры в основном журналистов, международных организаций, государственных структур и НПО, да и просто туристов сугубо меркантильно: а что я могу от этого иметь? Так вот, я полагаю, что цель новых научно-образовательных структур по изучению Центральной Азии в современном мире  должна быть многосторонней. Человек и его способность адаптироваться к решающим периодам развития цивилизации - именно этот контекст должен стоять в центре интереса изучения Центральной Азии изнутри и извне.

Мунира Шахиди
"Радиоточка"

- А какой интерес для Вас как исследователя взаимодействия культур наиболее видим?

- На данном этапе интерес очень разный. Одних этот регион привлекает несметными природными запасами, других - трудовыми ресурсами, для третьих это просто неосвоенный рынок, где можно сбывать невостребованный в других местах разного качества товар, и т.д. и т.п. К счастью, есть и такие, кого привлекает человеческий фактор, умение людей делать добро и создавать мирное, открытое пространство между «своей» и «другой» культурой, несмотря на языковые, религиозные, этническое и даже национально-культурные особенности. Наиболее видимым свидетельством такого фактора всегда, во все времена была художественная мысль: литература, музыка, живопись - и её отражение в общественном сознании. И хотя художественная мысль во все времена довольно активно реагировала на состояние общества, такая способность творческой мысли в странах Центральной Азии, и особенно в Таджикистане, переживает, мягко говоря, период поисков. Причин объективного характера для определённой стагнации довольно много. Назовём некоторые из них: культурная изоляция, отсутствие преемственности, ну и, конечно, местничество, полученное в «наследство» от советского периода, когда гражданское общество оставалось на низших ступенях государственной иерархической лестницы.

Нужно сказать, что таджики обладают огромным историческим опытом отвечать на вызовы времени и вовремя менять параметры творческого взаимодействия «своего» и «другого», однако последствия колонизации умов сдерживают развитие современной художественной мысли.

- Можете объяснить, как научные школы сопротивлялись колонизации мысли?

- Колонизация имела и имеет разные формы: военную, индустриальную и даже научно-художественную. Поэтому стратегия молодых национальных академических школ региона, сформировавшаяся в начале прошлого века, состояла прежде всего в сохранении свободолюбивого духа классического таджикско-персидского наследия в современных его формах. Однако этот дух контролировался однопартийной системой, рамки которой были тесны для формирования национального самосознания. И хотя «другие» культуры активно осваивали потенциал нашей классической поэтики – подчёркиваю: поэтики, а не поэзии, - меняя формы выражения свободомыслия, мы были увлечены фактами влияния «нашей» поэтической мысли на «других». Достаточно вспомнить, как много кандидатских и докторских написано на темы: «Западно-Восточный диван» Гёте, поэма Фицджеральда о Хайяме и т.д. К сожалению, специалисты, привлеченные сегодня в мировые центры по изучению Центральной Азии, не всегда понимают значение основных, генерирующих достижений прошлого века. 

- В начале нашей беседы Вы затронули проблему стереотипов в отношении понимания роли Центральной Азии в глобализирующемся мире. Можете ли Вы привести конкретные примеры: когда и как они формировались?

- Стереотипы на Западе формировались в контексте колониальной политики Европы. В 15-16-м вв., когда создавалась философия национального государства, мир стал делиться на «сильные» и «слабые» государства, когда первым отводилась роль учителей вторых. Главным аргументом в пользу этой позиции, даже вплоть до в 20-го века, было то, что «восточные» государства не способны модернизироваться, а свидетельством тому якобы служила, например, великая классическая персоязычная поэзия, изучавшаяся западной ориенталистикой и «модернизированная» якобы только европейскими поэтами. Хотя именно в эту эпоху, а именно в 15-16-м вв., в недрах империи Амира Тимура, объединившего Центральную Азию и Индию, стала формироваться новая городская культура с её бунтарским характером «шахрошуб» – «возмутитель спокойствия», положившая начало взаимодействию культур: придворной и народной, исламской и индийской, рыночной и творческой и т.д.

- Кто был инициатором нового взгляда на историю таджикско-персидской поэтической мысли?

- Первым таджикским учёным, положившим начало исправлению стереотипов европейского востоковедения, был, конечно, Садриддин Айни, первый президент АН РТ. Однако научное развитие  этой концепции принадлежит Абдулгани Мирзоеву.  После Второй мировой войны, когда двери вузов  Москвы и Ленинграда открылись для студентов из ЦА, одним из студентов  Ленинградского Института востоковедения был Абдулгани Мирзоев. Так началось внедрение собственного, национального, а главное, критического понимания таджикско-персидско-арабо-тюркско-европейского источниковедения в их взаимосвязи. Нельзя сказать, что такое понимание не было известно в Европе 60-70-х годов. И здесь нужно вспомнить Иржи Бечку, Яну Кубичкову и многих других деятелей науки единого евразийского научного пространства.

- Почему Запад досконально, более глубоко, всесторонне начинает  изучать Центральную Азию? Что им дают эти исследования?

- Стремление проникнуть в глубины центральноазиатской мысли формировалось вместе с началом понимания научного наследия Ибн Сины/Авиценны как ученого, совершившего интеллектуальную революцию в Европе. Это признание сделала французский учёный Анна Мари Гуашон ещё в середине 60-х годов. А когда я была в Париже в 2004–2005 гг., я обнаружила в Национальной библиотеке Парижа два томика исследований  наследия Авиценны под названием «Авиценна против коррупции».  Вот тогда я и поняла, что даёт Европе и вообще Западу изучение Центральной Азии: коррупция начинается с мозгов! Сегодня Европа берет на себя вину за две мировые войны; более того, учёные Британии берут на себя вину за начало колонизации Индии, что повлекло колониальные аппетиты Царской России.

- Чем должны заниматься наши молодые ученые? Не  пора ли нам выходить на мировой уровень с новыми именами?

- Давно пора, да у нас и имеются имена, которые можно и нужно представлять мировому сообществу.

Печатается в сокращении