Продолжение интервью с режиссером Барзу АБДУРАЗАКОВЫМ. Начало читайте в прошлых номерах «АП».

- Еще одна больная для всех нас тема. Недавно на съезде театральных деятелей Таджикистана в Душанбе твои коллеги резонно заметили, что ты, один из самых ныне известных и популярных театральных режиссеров Таджикистана, до сих пор не народный артист. Заслуженного тебе дали, если мне не изменяет память, лет 12 назад. И твой отец народный артист, киноактер и режиссер Хабибулло Абдураззаков встал и сказал тогда: «Не давайте Барзу звание, потому что он кулоби, скажут, что не заслужил…». Я не знаю, что это было, юмор, сарказм или что-то иное… И как наполовину кулябец у наполовину кулябца хочу спросить: быть кулоби - это сегодня почетно или нет? Почему ты не в струе наших успешных в бытовом плане земляков?

- Знаешь, однажды в годы работе в Худжанде мы с моим другом, замечательным актером Курбони Собиром шли по набережной Сырдарьи. И вдруг он остановился и сказал: «Вот если кто-либо мне скажет, что это облако не мое, и эти деревья не мои, и эта река не моя, я… (И дальше непереводимая игра слов.) Как я с ним солидарен!

Я не имею прямого отношения к Кулябу. Да, там отцовские корни, там мои родственники. Но родился я в Шахринаве, там прошли мое детство и юность, там познал я любовь и дружбу, и именно этот городочек считаю своей малой родиной.

Я никогда об этом не думал, что вот я кулоби или еще кто-то… А папа, наверное, просто это сказал в запале, потому что ему больно за сына, за то, как он живет. А кулоби или шахринави… Да нет, я слишком далеко ставлю от себя горизонт. И если бы я не был режиссером, я бы все время путешествовал. Я никогда не ограничивался масштабами этой страны, которую я очень люблю и за которую мне очень тревожно. Но я слишком люблю мир. И мне смешны все эти вопросы, что вот кто-то ходжентский и поэтому то-то, а тот кулябский и то-то… Все это несерьезно и ничтожно. На самом деле, как мне кажется, корень всех моих проблем в том, что я просто не умею жить. Я не умею быть компромиссным, когда все-таки нужен компромисс. Кто-то верно подметил: «Не все двери при входе открываются вовнутрь. Есть двери, открывающиеся вовне. И для того чтобы ее открыть, надо сделать шаг назад». Вот этого шага я часто делать не умею.

- Ты лишен конформизма?

- Да, конформизма у меня нет и компромиссности часто нет. Я вижу, что все нелепости, которые творятся в моей жизни, являются плодом моих внутренних противоречий. То есть в этом случае я не вправе обвинять власть и еще кого-то. Я могу обижаться на них, но тем не менее вижу, что многие ключевые вопросы, которые я мог бы решить просто в моей жизни: и с жильем, и с зарплатой, и с моим театром, в конце концов, лежат внутри меня. В этих сомнениях, во внутренних конфликтах, в лени, в неуверенности в себе, в моих комплексах и так далее...

- В интеллигентности и чистоплюйстве?..

- Вполне возможно. И правда… Я знаю, есть много несовершенства вокруг, но у меня больше все же критический взгляд именно на себя, во многом виноват я сам. Моя мама однажды сказала: «Барзу, ты, возможно, хороший режиссер, но в жизни ты такой тюлень!» Она права.

- Как «тюленю» ощущается культурный уровень «столицы ариев», в маршрутке, на улице?

- Больно. Очень больно. Я как-то сказал супруге своей Шоире, что в этом городе хожу как по битому стеклу. Когда я слышу, о чем люди говорят и как они это говорят, у меня ощущение, что они вбивают в мои уши гвозди. И еще мне больно, когда я вижу, насколько скучен этот город и нелеп.

Один мой иностранный друг сказал: «Знаешь, чего не хватает твоему городу? Твой город не имеет энергии. Даже разрушенный Кабул имеет больше энергетики, чем твой Душанбе». Понимаешь, все запрещено, все безжизненно, город чахнет от скуки и отсутствия идей, креатива, инициативы, свободного дыхания. У нас перестали улыбаться идущие по улице. Сам город хмурый.

- Знаешь, раньше я часто встречал людей, просто идущих и поющих на улице вполголоса. Недавно поймал себя на том, что давно не встречал…

- Да, ощущение, что город живет в смирительной рубашке. Он слишком зарегламентирован. В нем либо беспредел, либо депрессия. Вот тебе простой пример. Мы похоронили Мухаммаджона Шакури, великого сына нашего народа, как кто-то сказал – «последнего из могикан». Почему не сделать так, чтобы мы прощались с ним в Академии наук? Почему дом и мечеть? Почему мы так хороним детей страны, которые принесли ей славу? Почему, например, театралам так же нельзя прощаться в театре, чтобы тело выносили из театра под аплодисменты? Помнишь, как убого прощались с Фаррухом Касымовым? Я недавно был свидетелем похорон худрука Академического театра Янки Купалы в Минске. Так там вокруг тела стояли офицеры президентской гвардии. И потом на кладбище хоронили как героя, гвардейцы в его честь дали салют. Так хоронили народного артиста.

- Это знак уважения к культуре и деятелям культуры. Это само по себе проявление культуры со стороны власти…

- А здесь академика мы за пределы подъезда не можем вытащить, потому что, видишь ли, кому-то это покажется митингом. Живого боимся, мертвого не уважаем.

- Но все-таки иранский президент выразил соболезнование нашему президенту и нашему народу. Значит, кто-то все-таки ценит?

- Мы все его ценим. Но мы недостаточно его ценили при жизни. Вот когда я думаю об эпохе Сталина… Я никогда не любил коммунистов и относился к идеям коммунистов как к бреду, но Сталин и коммунисты имели одно очень важное качество. Ты знаешь улицу Тверскую в Москве и видел таблички на зданиях центральной улицы - здесь жил Ландау, там народный артист СССР, там академик такой-то. Это дань уважения, дань заслугам. Все лучшее они отдавали тем, кто в мире мог постоять за страну, тем, кто мог представить эту страну в мире в области науки, культуры, кино, литературы и т.д. В моей стране этого нет. Я помню, как Мухаммаджон Шакури просил дать ему другое жилье, потому что там первый этаж и сыро. Его жена, дочь Джалола Икрами, говорила, что ей ничего не удается добиться для старика, у которого больные ноги, и он страдает из-за сырости. И ничего, к нашему великому стыду, не было сделано. А кому сделано? Может быть, только Чориевой? Ну и на том спасибо…

- Да, но ведь ты сам сказал, что нам никто не запретит ценить Мухаммаджона Шакури или твоим зрителям и друзьям ценить тебя. Правительства приходят и уходят, история, народ остаются, не так ли?

- Знаешь, я недавно прочитал интервью одного английского священника. И он сказал одну фразу, которая мне очень понравилась: «Любите Бога и делайте все, что хотите». Это довольно хитрая фраза. Это не призыв к беспределу, потому что когда ты любишь, ты очень аккуратен. Всякий влюбленный очень аккуратен по отношению к возлюбленному. Повторяю, все дело в качестве, качестве жизни. В «Гулистоне» Саади пишет, что однажды ему нечего было обуть, чтобы пойти на намаз. Это Саади пишет! Да, Боже мой, что же еще остается делать? Остается только работать над собой. Как, например, Иосиф Бродский на вопрос «Над чем вы сейчас работаете?» ответил: «Я работаю над собой». Наступает момент, когда нужно посмотреть, прежде всего на себя, очень трезво и спросить: «Зачем?» Зачем каждое утро просыпаться и куда-то бежать и что должно случиться там, куда ты приходишь? Мы сажаем некий цветник вокруг себя и за него в ответе. За то, чтобы чья-то жизнь рядом с тобой тоже не прошла даром.

Я говорю актерам, что когда мы не делаем свое дело со всей ответственностью, мы крадем у людей доверие, время и деньги. Люди платят в кассу 10 сомони, которые равноценны 10 лепешкам для семьи. И если мы показываем плохой товар – это та же самая кража. Миссия театра, как и миссия мечети, – дарить свет и любовь. Почему во время намаза мы должны стоять плотно, чувствуя плечо соседа? Потому что мы должны там чувствовать единение перед Богом. В театре нечто похожее. Незнакомые люди садятся рядом, и, если действие их захватывает, они становятся единым целым, с которым ты разговариваешь и которому даришь свет, непременно именно свет. Потому что миссия театра - нести людям свет, слово Божие, но только другими путями. И раз это так, то будь добр, говорю я артисту, делать это максимально честно и чисто.

- А что бы ты предпочел: долгое, мучительное изменение себя и мира через себя или быстрое изменение мира под себя, даже не сегодняшнего, а вчерашнего?

- У Шопенгауэра есть замечательный философский трактат «Мир как воля и представление». Я бы не хотел менять мир под себя, потому что я несовершенен. Если у меня есть громадные претензии к себе и я не могу устроить даже собственную жизнь, как я могу устроить мироздание? Единственное, что я хочу от этого мира, я хочу, чтобы он стал лучше, чтобы я стал лучше.

- В какой последовательности, через что?

- Через меня. Бог, я, мир - вот последовательность.

Я все время вспоминаю слова пророка Мухаммеда (мир ему), сказавшего: «Знания выше, чем намаз». Я думаю, что мы, мусульмане, недооцениваем важность этих слов. Если знания находятся в Китае, ты должен добыть их и там. Познание в любой области, кто бы тебе ни дал знание, неважно, христианин, еврей, китаец, - ты должен стремиться к знанию. И чем больше ты знаешь, тем ярче познаешь Бога, тем сильнее удивление и потрясение его величием.

- Пророк Мухаммед был успешным купцом и все бросил, чтобы пережить гонения, лишения и насмешки. Будда был принцем, имел все, о чем мечтают 99,9 процента людей: молодость, власть, деньги, почет, - и бросил все, чтобы найти Бога… Что же с нами происходит?

- Кто не хочет уюта в своем доме, машины, коттеджа? Кто хочет трястись за дверями своей квартиры и не открывать кассиру из «Барки точик», потому что сегодня нечем заплатить долг? Никто не хочет жить в нужде. Я не хочу стыдиться перед женой и матерью, потому что нет денег. Что с нами происходит? Это все потому, что мы не сделали из знания культ. Вся беда нашей страны в том, что знания унижены.

Посмотри, какое у нас телевидение, как пишут наши журналисты, какие у нас университеты, какая Академия наук?! Сейчас культом являются деньги. Но мало кто понимает, что знания приносят деньги. А сейчас культ наворовать и отобрать. Вот какой у нас культ. Как сказал при мне один начальник своему племяннику, «Я тебе дам должность. Ешь и гуляй». Да, мы, к сожалению, понимаем власть и достижение власти как «Ешь и гуляй!». Не как инструмент и способ сделать жизнь в стране лучше. Мы практически ничего не выпускаем, кроме, пожалуй, плохой туалетной бумаги, потому что знаний нет. А если есть, они не востребованы. И страна наша поистине расцветет только в тот день, когда знание станет культом.