О том, как в Таджикистане пожилым людям всегда уступят место в транспорте, но жить не дадут.

Пару недель назад зацепила глазами в интернете такую фразу: «Мне пришлось умереть раньше, чем вы меня похоронили». Это эпитафия, она предназначалась для могилы одного мужчины. Неделю назад смысл этой фразы я поняла наглядно.

Представьте себе: один из душанбинских клубов, мы в веселой женской компании, возраст участниц – разнокалиберный: есть те, кому двадцать с хвостиком, есть и те, кому за 50. Нам это не важно, общий язык мы друг с другом находим, нам весело и комфортно. Некомфортно посторонним.

«Знаешь, не стоит, наверное, мне уже приходить в такие места», - задумчиво говорит мне, запыхавшейся от танцев, моя ближайшая подруга, которой как раз за 50 и с которой мы только что вернулись с танцпола. Я оборачиваюсь к ней в полнейшем недоумении, потому что передо мной стоит хорошо одетая и ухоженная, красивая, успешная, веселая, умная женщина. На ней белоснежная блузка, стильные черные брюки, дорогие туфли на каблуках, и она пользуется алой помадой. Она хорошо поработала на этой неделе, и в пятницу мы решили отдохнуть.

- С чего вдруг? - спрашиваю ее.

Она нехотя отвечает:

- Они ржут надо мной.

- Боже, кто?

- Да детишки на танцполе, - объясняет она.

«Детишки» - это ребята, которым лет по 25. Их здесь много, они толпятся у барной стойки и кадрят восемнадцатилетних девчонок, я их заметила только после того, как моя подруга обратила на них внимание.

- Но вы отлично танцуете! - попыталась я ее успокоить, впрочем, забыв напомнить о том, что 50 лет – это вообще не возраст.

- Я знаю. Они ржут не над этим, они смеются над моим возрастом. Наверное, в мои годы уже поздно тусить.

Я знаю жизнь своей подруги наизусть – ее судьба такая же, как и у сотен других успешных женщин: советская школа, которая выжимала все соки, потому что аттестат должен был быть обязательно без троек, плюс всевозможные кружки и секции после уроков. Потом советский университет, в котором были такие нагрузки, что мою подругу до сих пор тошнит, если она о них вспоминает. Потом замужество, первый ребенок, второй, третий. Нужно было успевать везде. У нее все получилось: дети твердо стоят на ногах, дом - полная чаша, все образования получены, свое место найдено. Для того чтобы добиться этого, она тратила все свое время, и только теперь ей некуда спешить и, казалось бы, можно отдохнуть. В том числе и на танцполе, куда она очень редко попадала в течение всей своей жизни – некогда было.

Я ей все это напомнила, она улыбнулась, и мы вместе опять пошли танцевать, веселились еще несколько часов, но осадок остался.

Под впечатлением и с испорченным настроением я стала цепляться за все подряд. Вот всплыла картина из прошлого лета – я отдыхаю на пляже, мимо проходит загорелая женщина лет 75 (я тогда залюбовалась ее золотистым купальником), и вдруг слышу рядом на хорошем русском:

- Господи, какой кошмар!

- Кошмар, собственно, в чем?

- Какое ужасное тело! - ответила мне молодая женщина далеко не с идеальными формами.

- Когда тебе за 70 – тело почти всегда будет таким, - ответила я ей.

- Да, конечно, но не стоит его всем показывать, - настаивала собеседница.

Тот разговор я тогда не продолжила, но теперь мысленно ей ответила: «А что, черт возьми, ей делать? Совсем не ходить на пляж, приходить на пляж и не прикасаться к морю или купаться в закрытой одежде? Все три варианта этой женщине в золотистом купальнике явно не подходят. Я уверена, что она их даже не рассматривает, потому что утром на завтраке слышала ее немецкую речь. В Германии пожилым людям можно продолжать жить, на постсоветском пространстве – нет».

Было хорошее наблюдение на эту тему у Эдуарда Лимонова, когда он рассказывал, как вернулся в Москву спустя 20 или 30 лет отсутствия и вдруг опешил от вида пожилых людей. Ему показалось, что он видел этих же людей несколько десятилетий назад, когда покидал Москву. Но, так как это было давно, по логике вещей те не могли остаться в живых - это новые. Но они ничем не отличаются от прежних. Женщины в платочках и разбитой обуви, мужчины в обшарпанных плащах. На них не отразилась ни мода, ни новая культура; достигнув определенного возраста, они просто отказались жить. Отказ от жизни выглядит именно так. Все могилы на кладбище, по сути, одинаковы.

Конечно, мизерные пенсии, невозможность устроиться на работу в силу своего возраста, чем славится наше славное постсоветское пространство, имеют большое значение. Но сдается мне, что те, кто принимает решение о суммах пенсий или найме пожилых людей на работу, думают о возрасте почти так же, как те «детишки» из душанбинского ночного клуба или моя собеседница на пляже. Достиг определенного возраста? Тогда фиг тебе деньги, работа, танцы и отдых. Садись дома и жди своей смерти. А мы тебя за это будем жалеть и уважать - место в транспорте уступим, слова лишнего не скажем; если будет нужно, и милостыню подадим.

Господи, как я не хочу такого «уважения»! Не уступайте мне место в транспорте, лучше пустите на танцпол, пока я смогу туда доползать. Ведь так не хочется умирать прежде, чем тебя похоронят, а ведь большая часть наших людей, увы, так и делает.