1-го сентября 1920 года после жестоких боев Бухара пала под натиском большевиков. Отрывок из книги таджикского историка Камола Абдуллоева «От Синьцзяня до Хорасана».

...Одиннадцать аэропланов кружили над городом. Разбрасывая бомбы они наводили ужас на горожан и разрушали многочисленные памятники архитектуры. Некоторые смельчаки из бухарцев , стреляя из обычных винтовок , наивно пытались сбить аэропланы ...

Предчувствуя скорую катастрофу, Алим Хан попытался вывезти свои денежные вклады из Российского Государственного банка в Европу. Летом 1917 г. через посредничество русского резидента в Бухаре Миллера и промышленника И. Стахеева он положил во французские и английские банки 150 млн. рублей (примерно 15 млн. фунтов стерлингов ). Таким же образом были перечислены еще 32 млн. рублей. Это были огромные деньги. Ведь Абдулахад и его сын Алим Хан правили Бухарой с 1885 по 1920 гг., то есть в период невиданного расцвета экономики России – главного и фактически единственного экономического партнера Бухары.

В считанные годы в регион Средней Азии хлынула огромная масса российского капитала. Русские капиталисты не скупились и щедро платили налоги, а также «откаты» лично эмиру за предоставление концессий и оказание услуг. Именно тогда в регионе появилась прослойка богатой бухарской буржуазии, ориентированной на светские ценности и западный рынок.

Однако, как утверждает Г. Фрезер, эмир так и не смог воспользоваться этой суммой, так как документы о перечислении первой суммы он оставил во время своего бегства из Бухары, а квитанцию о перечислении второго вклада вовсе не получил. Финансовые проблемы, даже с учетом их масштабов, все же, были не столь значительны, как политические. Стремясь наладить отношения с северным соседом, эмир в июне 1920 г. отправил посольство в Москву для возобновления отношений и подписания договора с Россией.

В самой Бухаре проходили переговоры уполномоченного Наркоминдела Д. Гопнера с эмиром и его правительством. В то время РСФСР была озабочена обеспечением «афганского коридора» для наступления на Индию. Для всех, кроме Алим Хана было ясно, что участь Бухары, как плацдарма для похода на Дели через Кабул решена.

Весь июнь и июль в Каган стягивались советские войска. Зная, что Россия привлекает на свою сторону джадидов, эмирское правительство сделало и им шаг навстречу. В середине августа правители Бухары послали джадидам в Каган баранов и риса в наивной надежде, что те одумаются, отговорят большевиков и придут к эмиру каяться. Успокоенные, эмирские министры отпустили солдат в увольнение.

Тем временем, в конце июня под руководством Туркомиссии было создано так называемое «военно - революционное бюро» по подготовке народного восстания, в которое, помимо Фрунзе и Куйбышева, вошли бухарские коммунисты. Был также создан временный ревком Бухары. 28 августа М. В. Фрунзе прибыл со своим штабом в Самарканд. Оттуда он руководил операциями Красной Армии в Бухаре. В ночь на 29 августа отряды Туркфронта захватили Старый Чарджуй, Хатырчи, Китаб, Шахрисабз и подошли к столице эмирата.

Утром 29 августа начался обстрел старой Бухары. Бронепоезда, выстроившись от станции Мургак до Кагана стреляли из дальнобойных орудий в сторону Арка (цитадели) и дворца казикалона. Свидетель вспоминал, что из бухарского Арка начали выбегать вооруженные люди, приговаривая: “доверились мы джадидам, а они, видишь, как нас обманули. Делать нечего, надо защищаться”. Из шести бухарских ворот бухарцы начали беспорядочную пальбу в сторону Кагана.

Как свидетельствует Балджувони, поднялся большой шум и переполох, «во время которого многие роженицы раньше времени разрешились от бремени». Силы, конечно же, были неравны. С одной стороны винтовки и старинные пушки, с другой - бомбометание с аэропланов и обстрел из дальнобойных орудий с бронепоездов. Одиннадцать аэропланов кружили над городом. Разбрасывая бомбы они наводили ужас на горожан и разрушали многочисленные памятники архитектуры.

Некоторые смельчаки из бухарцев, стреляя из обычных винтовок, наивно пытались сбить аэропланы. Эмир находился в недавно отстроенной им загородной резиденции Ситораи Мохи Хоса, откуда тщетно пытался организовать сопротивление. К тому времени его армия пополнилась 3 новыми полками: «Турк», «Араббача», «Шербача». Последний состоял из муллобача (студентов медресе).

Все бойцы были плохо вооружены и необучены военному делу. Первым выступил двухтысячный «Турк » (Турецкий полк) который вошел через самаркандские ворота и, выйдя через каршинские, начал беспорядочную – пушечную и оружейную – пальбу по бронепоездам.

Некоторые, взяв лопаты и кирки, как и во время «колесовского похода» кинулись было разбирать железнодорожный путь. Потеряв несколько человек убитыми они возвратились ни с чем, так как подходы к железной дороге контролировались красными. Фитрат (ярый противник эмира) позже вспоминал, что оборона города была организована из рук вон плохо.

Эмир сидел в своей загородной резиденции, а козикалон ( верховный судья ) Бурхониддин и раисикалон (член правительства) мулло Азамидин отсиживались в городе, утоляя жажду чаем в чайхане. Многие военачальники не решались выйти на поле боя и все больше суетились рядом с эмиром, тайно помышляя о бегстве.

Достаточно сказать, что вечером, не дождавшись продовольствия и боеприпасов, турецкий полк разошелся по домам, даже не оставив караульных. На следующий день бой возобновился с новой силой. От ударов и звуков сотрясались все здания. Сражение продолжалось 30 августа весь день. Горели торговые ряды, много людей погибло под разрушенными зданиями. Балджувони считает, что только в этот день погибло 2 тысячи мирных жителей и защитников города.

По свидетельству члена Туркомиссии Сокольникова, красные потеряли за три дня штурма 600 человек убитыми и раненными. По городу было выпущено 12 тысяч снарядов, которые разрушили 1/5 часть города.

Первое сентября, явилось переломным днем. Через проемы в стене в город стали проникать красноармейцы, в то время как деморализованная бухарская армия оказалась неспособной защитить Бухару. Командиры Красной Армии обнаружили, что «противника в городе нет, а население собирается большими толпами в мечетях и медресе и ждет прихода красных».

Но приказа отставить стрельбу не было, и всю первую половину дня красная артиллерия продолжала обстрел города.

По словам Балджувони, первое сентября 1920 г. остался в памяти бухарцев как «рузи фирок» («день расставания»). Именно тогда начался исход, давший начало бухарской эмиграции. В тот день бой дошел до центра города. Последняя попытка сопротивления была оказана у водоема Лаби Хавзи Дивонбеги бухарскими войсками под командованием Абдусатторбека Тупчибоши. Не выдержав натиска превосходящих сил противника, бухарцы (а это были, главным образом необученные студенты) отступили, побросав в водоем свои пушки. Сам Абдусатторбек в том бою был убит.

Афганский отряд, защищавший самаркандские ворота, после того как в его расположение попал снаряд, убивший нескольких бойцов и разнесший на куски сами ворота вместе с частью стены, также покинул свои позиции. Козикалон и раисикалон бежали из города, но по дороге были остановлены бойцами «Араббача». Разъяренные солдаты связали эмирских чиновников и привели их к эмиру, который вернул им одежду, отобранную до этого возмущенными бойцами, и отпустил на все четыре стороны.

Все, кто мог передвигаться покинул город. Много люда собралось в Ситораи Мохи Хоса, поближе к эмиру. Выслушав доклад афганцев о сдаче города, эмир, по словам очевидца, издал глубокий вздох и сказал: “Такова судьба. Делать нечего, надо бежать”. Алим Хан и его приближенные разместились в 6-7 фаэтонах. Воздев руки к небу, все присутствующие попросили у Бога прощения.

Следом началась паника и массовая истерика. Как вспоминал Балджувони, “тысячи людей, не выдержав, начали стонать и плакать. Дочери, матери, сыновья и отцы, не стесняясь друг друга, кричали: “вой шариат”, “вой дини ислом”! По явно преувеличенным сведениям Балджувони, 1 сентября 1920 г. в Ситораи Мохи Хоса собралось 2 млн. чел. Это было сильнейшее психологическое потрясение. Падение эмира и лицезрение его бессилия в массовом представлении явились сильнейшим ударом по самой исламской религии.

Тот день запомнился бухарцам не только как «рузи фирок», но и как «киемати асгар» («малый конец света»). Следуя примеру правителя, тысячи конных, пеших - военных и гражданских отправились прочь от горящего города. Премьер-министр Низамеддин Дивонбеги (Мирзо Урганджи) с несколькими тысячами аскаров 1 сентября из Ситораи Мохи Хоса через ворота Каракул вошел в город с “джихадом”, но потерпел поражение и отступил на юго-восток, вслед за эмиром ...