В советское время настоящее и будущее Таджикской Советской Социалистической Республики прославлялись в мозаике. Разноцветные кусочки витража с вкраплениями из горных камней, символизирующие сосуществование советских идей с местной культурой, можно было увидеть даже в отдаленных уголках страны.

CААN выяснило, что означает это красочное советское наследие для нынешних молодых людей в Таджикистане? Для Фирузы, Тимура, Юсуфа, Наргис и Нодиры мозаики – это искусство, которое они могут переосмыслить и связать с настоящим в свете своего собственного опыта.

Внедряя мозаику как средство распространения идеологии во всех своих республиках, Советский Союз таким образом участвовал в древней традиции живого повествования. На протяжении всей истории различные цивилизации и культуры использовали мозаику для передачи сообщений – изображая жизнь древних богов, прославляя великих лидеров, показывая международные отношения и торговлю, представляя повседневную жизнь или описывая нравственную жизнь в соответствии со стандартами разных религий.

В 1960-е годы мозаики стали популярным способом украшения общественных зданий в Советском Союзе. В них отображался весь спектр советских ценностей, идей и идеалов: они прославляли рабочий класс, четко передавали видение научного прогресса, возвышали ценность образования и показывали женщин как активных членов общества. Мозаика превратила повседневную жизнь в Советском Союзе в искусство и находила искусство в повседневной жизни.

Мозаика превратила повседневную жизнь в Советском Союзе в искусство и находила искусство в повседневной жизни.

Разнообразие мозаики советской эпохи все еще сохранилось в разных (ныне независимых) республиках. Мозаики отражали советскую идеологию, но одновременно адаптировались к культуре, языку и истории каждой республики, что передавало попытки советской системы слиться с местными традициями и неформальными социальными правилами на территориях, географически и культурно отдаленных от Москвы. В Таджикистане витражи и камни изображали местное искусство и танцы, но в их модифицированном «идеальном» варианте, где мужчины и женщины танцевали вместе, на равных. Таким же образом, на мозаичных картинах, изображающих хлопковые фермы, местные жители показывают уважение к старшим, но также к труду.

Мозаики – это не просто изображение устаревших утопических идеалов. Сегодня они представляют инновационный способ критически осмыслить советское прошлое, а также и настоящее. Они вплетены в рассказы разных поколений, которые жили и живут в пространствах, украшенных мозаикой. Они показывают путь для диалога между советским Таджикистаном и современным государством.

Фируза

Музыка и танцы добавляют колорит жизни людей – и, безусловно, это так в Таджикистане. В этой мозаике рабочий класс празднует труд. Посмотрите на цветок хлопка, который держит в руке женщина в красном платье. Хлопок был основой советской экономики Таджикистана.

В то время у нас были действительно сильные художники в Таджикистане. Сегодня нелегко быть художником – мало финансирования и публика недостаточно ценит искусство. Многие из наших артистов сейчас находятся за границей, как скрипач Нохид Зейналпур, который работает в России. Наши соседи, как Узбекистан, больше инвестируют в музыку и кино, и их искусство ближе к жизни людей. Недавно я прочла интервью со старым таджикским артистом, который сказал, что в советское время искусство продвигало ценности и давало людям правильное направление, стараясь вывести общество на новый уровень. Сегодня, наоборот, артисты следуют вкусу и желаниям своей аудитории. Тем не менее, несмотря на общее снижающееся качество и часто сомнительный вкус, я думаю, что в таджикской музыке есть что-то уникальное.

Наши артисты никогда не пели о любви как о женском теле, сексе, клубах и предательствах. Они поют о любви родителей, благодарности за жизнь и уважении к обществу. И если они поют о женщинах, если обычно об их очаровательных глазах или улыбках, как в этой старой песне Тоджиддина Мухиддина:

Як ханда кун, эй гул!

Подари мне улыбку, красавица!

Як ханда кун, эй гул, лаби хандоната садқа!

 

Я отдам все твоим улыбающимся губам!

Эй ғунчадаҳон, зираи дандоната садқа!

Я отдам все, чтобы увидеть твою прелестную улыбку, цветок!

Редко можно услышать американскую песню о любви к матери. Но у каждого таджикского певца есть песня о уважении к родителям. Музыка учит нас уважать семью; это напоминает нам, насколько мы обязаны родителям. Несколько лет назад я потеряла отца. Есть песня группы “Aнис”, которая всегда напоминает мне о нем: 

Дар суроғат падарҷон, ба мазор омадаам,

Навбаҳор асту, сари буттаи навраста зи хок,

Ташналаб, ташнаҷигар, зору низор омадаам.

 

О, дорогой отец, чтобы навестить вас, я пришел к вам на могилу,

Хотя уже весна и растет свежая трава,

Жаждуя, тоскуя, нуждаясь, я пришел к тебе.

Музыка очень важна для нас, в том смысле, что это часть нашей жизни. Во время свадеб всегда звучат песни, посвященные родителям, или отцы поют для своих дочерей-невест. Нам не нужно пить, чтобы танцевать, мы не знаем стыда, музыка нас опьяняет. Таджикские дети привыкли танцевать и петь с раннего возраста. Вот почему я говорю, что музыка делает нашу жизнь красочной.

Тимур

В этой мозаике вы видите три поколения: дед, отец и сын. Каждое новое поколение делает все по-другому. Дед – это прошлое, исчезающая традиция. Отец символизирует настоящее: его руки – огромные руки рабочего, лицо обожжено солнцем. Мальчик находится в центре мозаики. На нем красный галстук пионера: он – будущее cоветского государства, которое в конце концов рухнуло. Эта мозаика о межпоколенческих связях, о передаче знаний. Она передает, что трое мужчин очень близки друг к другу. Но на самом деле в таджикском обществе мужчины никогда не играли большой роли в воспитании детей; все это делают матери. Здесь вы не видите матерей: даже при коммунизме главное положение занимали мужчины.

Мы только сохранили фасад традиций, пустые жесты с небольшим содержанием

Эта мозаика также показывает уважение к старшим поколениям, что является отличительным признаком в таджикском обществе, пережившем советский период. Трое мужчин выращивают хлопок вместе. Речь идет о непрерывности, общем проекте, ответственности за землю своих предков. Когда сегодня иностранцы приезжают в Таджикистан, их обычно удивляет, как много молодых людей здесь уважают пожилых людей. Да, мы все еще встаем, когда пожилые люди входят в комнату, мы опускаем голову, когда они говорят, и не перебиваем их, мы говорим, что это наша традиция. Но на самом деле мы только сохранили фасад традиций, пустые жесты с небольшим содержанием.

Перед старейшинами мы ведем себя образцово. Но когда мы одни, мы думаем и действуем по-другому. Мы считаем себя умнее наших предков. У нас есть компьютеры и мобильные телефоны; мы гибко и быстро ассимилируем новую информацию.

Не считая нескольких первых лет моей жизни, я не помню советских времен. Но я вырос в советских руинах и, конечно же, с ностальгией. Читая советскую литературу в школе, у меня всегда складывалось впечатление, что люди уважают любую работу, как физический труд, так и интеллектуальный. Тогда люди не могли не работать. Если они сами не могли найти работу, ее для них находило государство. Вот почему сегодня эта мозаика изображает роскошь. Люди изо всех сил пытаются свести концы с концами. Никто не обращается к государству за помощью в поисках работы. Мы живем во времена, когда деньги важнее всего. В этих обстоятельствах такие ценности, как авторитет, уважение, справедливость, честность и надежность утратили свое значение.

Юсуф

В Таджикистане семья всегда была основой общества. В советские времена люди жили «образцовой жизнью». Все семьи выглядели одинаково: у них были одинаковые условия жизни и работы, они отправляли своих детей в одинаковые детские сады и школы. В жизни людей было много стабильности; в трудные моменты люди могли полагаться на родственников, общину и государство. Люди могли доверять им, потому что … они были надежными.

Сегодня жизнь другая. Государство больше не заботится о нас. Общество, родственники, соседи, друзья не говорят нам, что правильно и что неправильно. Наше поколение решает все по своему усмотрению. В результате меняется семья. Мы отрицательно реагируем, когда другие пытаются вмешаться в нашу семейную жизнь. Отношения изменились. Во-первых, когда эта мозаика была создана, молодые люди не могли свободно встречаться. Семья и соседи посчитали бы их потенциальными супругами. Теперь, по крайней мере, в Душанбе, есть больше автономии. Интернет также создал платформу для встречи с другими людьми – многие из моих друзей познакомились со своими партнерами в Интернете. Во-вторых, многие молодые люди сегодня видят брак как инвестицию, страхование будущего. Выбирая будущих партнеров, они либо смотрят на потенциальные материальные выгоды, либо на образовательный статус, потому что оба этих фактора гарантируют хорошее качество жизни. Это не означает, что молодые люди жаднее своих родителей. Они просто ищут стабильность, которую государство и общество им больше не гарантируют.

Мы более эгоистичны, чем наши родители; мы думаем с точки зрения «меня», а не «нас»

Разводы также изменились. Официально в советском Таджикистане было меньше разводов. Советское воспитание не позволяло людям относиться к разводу как к решению проблем в отношениях. Им было стыдно разводиться. Что скажет общество? Люди думали о своей репутации, о будущем своих детей и перспективах успешного брака. Они продолжали жить вместе, даже если у них больше не было эмоциональных связей со своими партнерами. Такой «развод» до сих пор происходит, но в основном среди семей с очень высоким статусом, таких как бывшие советские элиты и интеллигенция. Но среди молодежи 10% пар разводятся. Мы более эгоистичны, чем наши родители; мы думаем с точки зрения «меня», а не «нас». Мы живем во времена больших перемен: глобализации, Интернета и трудовой миграции. Эти изменения привносят новый образ жизни и идеологии.

Старые семейные традиции проходят через изменения. Возможно, эти традиции были патриархальными, но они гарантировали баланс общества. Они предлагали четкое разделение задач и обязанностей между мужчинами и женщинами, между старшим и младшим поколениями. Вы не можете просто сказать, в один день, что все это неправильно, и теперь мы все будем делать одни и те же задачи и обязанности, что наступит «гендерный баланс». Изменения происходят слишком быстро; общество не может следовать им.

Наргис

В советские времена уважали знания. Профессора имели авторитет – их голос слышали. Сейчас престижно работать в международной организации, в ИТ-секторе или менеджменте. Обучение не дает вам никакого статуса или привилегий, кроме личного удовлетворения. Но все же я бы не стала менять свою работу ни на что другое. Я родом из семьи учителей и профессоров. Даже в детстве, играя с другими детьми, я притворялась учительницей, а младшие дети из нашего района играли в моих учеников. Естественно, что я последовала примеру своих родителей. Я люблю преподавать, наблюдать, как студенты меняют свое мышление с течением времени. Некоторые из моих учеников трудолюбивы, другие ленивы и даже высокомерны, но так бывает везде. Я бы хотела ввести равноправные отношения со своими учениками, как в Европе. Но если я не буду строга, ученики перестанут меня уважать. Мы живем в иерархическом обществе.

Я думаю, что доступ к Интернету полностью исключает мотивацию моих студентов к учебе

Люди постоянно сравнивают сегодняшних учеником с учениками прошлого. Я всего на десять лет старше своих учеников, но даже вспоминая свой собственный университетский опыт, я вижу, что мы были другим поколением. У нас не было мобильных телефонов; Интернет был доступен только в интернет-кафе, куда мы ходили только раз в месяц, потому что это было дорого. Сегодня я соревнуюсь за внимание студентов с их мобильными телефонами, с YouTube, Facebook и Instagram. Вероятно, вы видите Интернет как инновационный инструмент, дающий молодым людям доступ к информации, которая в противном случае ограничивается в нашей стране. Я этого не вижу. Я думаю, что доступ к Интернету полностью исключает мотивацию моих студентов к учебе. Они не прилагают никаких усилий, чтобы искать знания, потому что они могут прогуглить любую информацию, когда им это нужно. Но знание отличается от информации: оно требует размышления.

Эта мозаика показывает Авиценну, завоевание космоса, технологический прогресс, производство знаний, способствующих прогрессу в обществе. Это заставляет меня задаться вопросом, что такое знание сегодня. Я не знаю ответа. В советское время люди знали, почему они учились, они знали, что по окончанию университета их ждет работа. Было больше уверенности. Сегодня я стараюсь мотивировать своих учеников учиться, повторяю, что им нужен диплом. Но для чего он нужен?

Мы живем в эпоху, когда с дипломом учителя вам приходится работать в магазине или выезжать в трудовую миграцию.

Нодира

Я выросла в Курган-тюбе на юге Таджикистана. В то время это был промышленный центр советской экономики Таджикистана. Большинство наших соседей были этническими немцами; мы были единственной таджикской семьей на нашей улице. Я была единственным таджикским ребенком в классе своей школы. Мои одноклассники были этническими корейцами, русскими, узбеками или украинцами. Учителя были русскими. Русский язык был нашим основным языком общения. Таджикский язык рассматривался как язык необразованных людей, поэтому мы не говорили на нем в обществе. В школе мы читали Пушкина, Булгакова и Достоевского. Теперь я понимаю, что Таджикистан в то время был довольно сегрегирован. Моя жизнь не была похожа на жизнь большинства таджикских детей из окрестных деревень. Это была жизнь ребенка, чьи таджикские родители успешно интегрировались в советскую систему и занимали высокие должности. «Нормальные» таджикские дети в деревнях говорили на таджикском языке и цитировали Рудаки и Лохути. У нас были – и все еще сохраняются – разные мировоззрения, культурные ориентиры и понимание патриотизма.

Когда я росла, я никогда не думала, что покину Таджикистан. Я могла представить себе поездку в Москву, но я даже не представляла себе, что буду совершать эти поездки так часто. Теперь, глядя на моих детей, я понимаю, что они, вероятно, даже не представляют себе, что могут осесть где-то на всю оставшуюся жизнь. Я думаю, что идея, с которой мы выросли, представление оседлой жизни было роскошью. Некоторые люди думают, что жизнь без движения была советским угнетением, но я думаю, что стабильность, которую мы имели, была очень успокаивающей. Я живу за границей, но я люблю Таджикистан. Это мой дом; я продолжаю возвращаться. Мои друзья думают, что я сошла с ума: у меня есть возможность уехать, зачем я постоянно возвращаюсь?! Только когда родились мои дети, я начала замечать, в какой степени Душанбе не подготовлен к детям: тротуары не подходят для прогулочных колясок, маршрутки все время гудят, люди выкидывают мусор, парков мало. Это не проблемы, характерные для Таджикистана; это проблемы капитализма. Зарабатывать деньги важнее, чем сделать город удобным для людей, которые здесь живут.

Мне не нравится, как развивается Таджикистан. Я не хочу, чтобы мои дети имели эти националистические идеи, поучать «других» меньшинств. Так не было, когда я была ребенком. Но я хочу, чтобы мои дети знали, что они не привилегированы, как западные дети, с которыми они будут расти, что они также принадлежат где-то еще. Я хочу, чтобы они были скромными, гостеприимными, как все таджики, и уважали пожилых людей. Им следует знать, что Запад – это небольшой, герметичный пузырь, и в большинстве мест в мире люди пытаются свести концы с концами.

Фотографии Рустама Самадова и Каролины Клучевска