Несмотря на то что уголовная статья за гомосексуальность декриминализирована в Таджикистане более 20 лет назад, ЛГБТ-сообщество (лесбиянки, геи, бисексуалы, трансгендеры) у большинства жителей республики не вызывает ничего, кроме неприятия и отторжения. ИА Фергана разбиралась, почему.

В стране нет ни одного открытого представителя сообщества, нет организаций, которые свободно защищали бы права этих людей, официально не проводятся мероприятия, посвященные теме ЛГБТ.

Но это не значит, что таких людей в республике нет, — они есть и их немало (по оценочным данным Глобального фонда борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией за 2015 год, только гомосексуалов в Таджикистане насчитывалось около 30 тысяч).

При этом Уполномоченный по правам человека Зариф Ализода в феврале этого года официально заявил, что республика не может следовать рекомендациям международных организаций, касающимся прав представителей ЛГБТ-сообщества. Причина — «в нормах морали и этики отношений между людьми», пояснил тогда таджикский омбудсмен. Впрочем, он добавил, что «это не означает, что в Таджикистане люди с нетрадиционной ориентацией подвергаются гонениям».

Однако сами представители сообщества так не считают. Каждый день они вынуждены жить в страхе за сохранение в тайне своего статуса — для них это является почти жизненной необходимостью. В случае каминг-аута они с высокой долей вероятности могут потерять друзей, лишиться работы и быть отвергнутыми собственной семьей.

В 2017 году неправительственная организация International Partnership for Human Rights («Международное партнерство по правам человека») выпустила отчет «ЛГБТ в Таджикистане: избиения, насилие и вымогательство со стороны сотрудников милиции», в котором подробно рассказала о жизни сообщества в стране. Этот 65-страничный документ проиллюстрирован десятками историй лиц ЛГБТ, которые пострадали от действий правоохранительных органов. Сотрудники милиции угрожали раскрыть информацию о сексуальной ориентации или гендерной идентичности представителей ЛГБТ их семьям, соседям или работодателям, вымогали у них деньги в обмен на сохранение тайны, и представители сообщества шли ради этого на любые жертвы.

Впрочем, даже без «помощи» сотрудников милиции рано или поздно о статусе лиц ЛГБТ их семьи все-таки узнают: в Таджикистане родители принимают активное участие в личной жизни своих даже взрослых детей, и последним довольно сложно скрыть свой статус дома. После того как они случайно или осознанно рассказывают правду семье, происходит настоящая трагедия: родители разрываются между негативным мнением общества об ЛГБТ и своими чувствами к собственному ребенку.

Даже в западных странах матери и отцы, узнавая о статусе своих детей, зачастую переживают тяжелый и продолжительный стресс. Но если за рубежом они могут обратиться за профессиональной помощью в организации, которые поддерживают родителей ЛГБТ-детей, пообщаться с семьями, столкнувшимися с такой же ситуацией, в Таджикистане им приходится оставаться с этой проблемой в одиночестве, пытаясь всеми силами скрыть правду от общества и изводя себя обвинениями за воспитание не такого, как у всех, ребенка.

Активисты из Таджикистана на гей-параде в Берлине. Архивное фото
Asia-Plus

 

«Маму обвиняли, что она растит меня как девочку»

Взять интервью у родителей, чьи дети открыли свой статус, оказалось просто невозможным: в Таджикистане представители сообщества и сами неохотно идут на контакт с прессой, но все-таки анонимно иногда рассказывают о себе, тогда как их родственники наотрез отказываются встречаться с журналистами. Нам удалось поговорить с геем из Таджикистана, который был вынужден покинуть родину и эмигрировал в одну из европейских стран. Алим (имя вымышленное) рассказал о том, как его семья живет после его каминг-аута.

— Когда мне было шесть лет, я поделился с мамой секретом — сказал, что мне нравится соседский мальчик. Моя мама — обычная таджикская женщина, которая нигде толком не училась, всю жизнь сидела дома и вела хозяйство, вообще ничего не знала о том, что бывают гомосексуальные люди. Ну и я в силу своего возраста не понимал, что это что-то неправильное. Мама не могла не рассказать об этом секрете отцу. Отец — дяде. Дядя решил, что ребенка нужно срочно везти к мулле.

Естественно, мулла сказал, что в меня вселился джинн, которого стал изгонять молитвами, заклинаниями, — мы все вместе участвовали в каких-то жутких ритуалах. Мама плакала, папа психовал. Я понял только одно — что со мной что-то не так. У меня были очень хорошие отношения с родителями, но после того случая все испортилось: отец и дяди стали обвинять маму в том, что она воспитывает меня как девочку, что я расту маменькиным сыночком, — в общем, во всем виновата она. Мама стала срываться на мне. Например, раньше я любил помогать ей на кухне, месил тесто, а теперь она запрещала даже прикасаться к тесту, выгоняла меня, — вспоминает Алим.

Когда он стал подростком, понял, что его не интересуют девочки. Алим ничего не мог с этим поделать, и вскоре это стало заметно и родне. Отец и дяди стали поднимать вопрос о свадьбе, «чтобы прикрыть позор», но жениться юноша наотрез отказался, – как он говорит, не хотел портить жизнь еще одному человеку.

— К тому времени я уже понял, что я самый настоящий гей, пытался изменить себя с помощью религии, но безуспешно. Как только у меня появилась возможность уйти из дома, я ушел, чтобы не мучить прежде всего свою мать, которую просто все достали. Усугубляло ситуацию то, что моя мама — глубоко верующий человек, она по пять раз в день читает намаз, а духовенство в Таджикистане выступает против ЛГБТ. Мать не раз проклинала себя за то, что родила такого сына, что ее ребенок «опозорил» семью, умоляла меня измениться и жить, как все люди, — рассказывает Алим.

После нескольких лет самостоятельной жизни в Таджикистане, не выдержав давления со стороны общества, наш герой вместе с партнером был вынужден переехать в одну из европейских стран. Там они смогли найти работу, обустроить дом и жить обычной жизнью. Несмотря на сложности эмиграции, Алим говорит, что старается постоянно помогать матери. Через несколько лет она приехала к нему в гости.

— И можно сказать, впервые с самого детства мы с мамой сели и просто поговорили по душам. Она спокойно меня выслушала, и, самое главное, — услышала. Она увидела, что ко мне здесь относятся с уважением, как к обычному человеку, слушала моих друзей и даже гордилась мною, когда они рассказывали о моих успехах и талантах.

И она мне сказала: «Боже мой, сынок, все эти годы я думала, что страдала я, а по-настоящему страдал ведь ты. Как же ты не возненавидел меня за все», — продолжает он.

Во время приезда мамы Алим постарался дать ей как можно больше информации о гомосексуальности, она стала читать литературу на эту тему, задавать вопросы. Но уже перед возвращением с горечью пожаловалась на то, что родственники в Душанбе не прекращают сплетничать и осуждать, соседки шепчутся за спиной.

— Тогда я ей сказал: «Мама, я не прошу, чтобы ты дралась за меня, но я твой сын, неужели ты предашь меня во второй раз?» Ей стало неловко, мы с ней обнялись. Но иногда мне кажется, что она все еще надеется, что я изменюсь и стану таким, как все. И очень волнуюсь за нее, потому что я смог спастись от этого ужаса, а она вынуждена жить там, — говорит Алим.

 

Сохранить статус в тайне, чтобы не потерять семью

Парень уверен, что его мать никогда не согласится рассказать о своей боли посторонним, даже если появятся люди, готовые оказать ей психологическую поддержку. Но и найти таких людей на самом деле очень трудно — в республике никто не занимается специализированной поддержкой родителей ЛГБТ.

— Мы бы и рады помочь, но не уверены, что родители смогут адекватно принять информацию, — рассказывает на условиях анонимности правозащитник, который работает с уязвимыми группами населения в Таджикистане.

Он объясняет, что в последние годы давление на представителей ЛГБТ усиливается, прежде всего со стороны общества: никто не занимается просвещением, и даже их близкие полны стереотипов и предрассудков и живут в постоянном страхе.

— Были две мамы, которых по отдельности конфиденциально консультировал психолог, и в этом году им предложили выехать в Кыргызстан, чтобы принять участие во встрече родителей лиц ЛГБТ. Но, когда они узнали, что им предстоит поехать вдвоем, обе сразу отказались. Аргумент – «а вдруг окажется, что мы знакомы», — говорит правозащитник.

По его словам, большинство представителей сообщества стараются по возможности сохранить свой статус втайне от семьи, осознавая, что каминг-аут может привезти к полному разрыву с родственниками. Впрочем, несмотря на все сложности, не всегда после того, как родители узнают правду, они отворачиваются от детей.

— К нам обратился трансгендерный парень, вышел на нас через зарубежные организации — он находился на грани суицида, с внутренней фобией, с тяжелой формой кахексии (крайнее истощение организма, характеризующееся резким снижением веса. — Прим. «Ферганы»), ему срочно требовалась операция. Когда он связался с нами, то спросил, может ли прийти со своей мамой. И он действительно пришел с мамой, у которой абсолютно не было никакой информации о том, что происходит с ее ребенком, но она интуитивно приняла его и была готова на все, лишь бы ему помочь. Причем семья несостоятельная, мать влезла в долги, чтобы отправить его на операцию. Когда она встретилась с нами, мы ей рассказали о том, кто такие трансгендерные люди, что это не болезнь, она была рада, что ее сын не единственный во всем мире, что такие, как он, есть и в нашей стране, — рассказывает правозащитник.

Но чаще всего представители ЛГБТ после каминг-аута все-таки подвергаются гонениям в собственной семье.

— Мы знаем парня-гея, которого старшие братья постоянно выгоняют из дома, и его мать ничего не может сделать, потому что мужчины в семье главные. Все происходит с ее молчаливого согласия, она никак не может защитить своего сына, хотя, конечно, страдает вместе с ним, — объясняет активист.
Активисты из Таджикистана на гей-параде в Берлине. Архивное фото
Asia-Plus

 

Понять и принять своих детей

В странах, где ЛГБТ-сообщество находится не в таком глубоком подполье, как в Таджикистане, есть разные программы, направленные на поддержку именно родителей таких людей. Например, в соседнем Кыргызстане работает организация «Лабрис». Как рассказывает Диас Данияров, один из активистов этой организации, началось все с того, что мама трансгендерного парня стала консультировать других родителей. И так продолжалось несколько лет.

— В 2018 году мы уже организовали специальный лагерь: пригласили родителей трансгендерных людей, которые совершили дома каминг-аут. В лагере они узнали, как живут их дети, после чего объединились и создали свой родительский клуб. Стали посещать значимые для сообщества мероприятия, круглые столы, во время которых говорили обо всех проблемах трансгендерных людей в Кыргызстане. Летом 2019 года мы провели еще один лагерь, но уже для родителей ЛГБТ, и нам удалось пригласить родителей из Казахстана, после чего там тоже появился родительский клуб.

Сложно было собирать родителей — после каминг-аута они находятся в депрессивном состоянии, но именно во время таких лагерей они поддерживают друг друга и принимают своих детей. Теперь они не дают никого в обиду, считают всех ЛГБТ своими и защищают каждого и каждую, — говорит Диас.

Активист отмечает, что такие родители теперь консультируют всех обратившихся за помощью и даже вместе разработали специальную брошюру, которая стала поддержкой многим семьям в Кыргызстане и Казахстане.

— Как правило, к нам приходят с мыслями, которые навязывает наше общество: нетрадиционная ориентация — это грех, болезнь, ошибка, мода, что причиной для этого послужили телевизор и интернет. Но позже, когда они начинают вспоминать своего ребенка в детстве или слушать рассказы о том, как мы живем, приходит понимание, что это далеко не модно и на такие страдания ради моды никто бы добровольно не пошел. Кроме того, мы приглашаем на встречи и медицинских экспертов, которые объясняют, кто такие ЛГБТ.

Иногда родители выгоняют из дома своего ребенка после каминг-аута в надежде, что он «одумается». Но сын или дочь будут лишь подавлять в себе эти чувства, чтобы вернуться домой и не расстраивать родителей. Есть случаи, когда дети уходят и годами не видят своих родных. Первые полгода мы с мамой даже не общались, она меня не понимала и угрожала самоубийством. Но позже стала искать информацию о трансгендерных людях, разговаривать со специалистами, ходить к психологу. Трудно было. Но после принятия мамой и другими родственниками мне стало абсолютно все равно, что думает обо мне весь остальной мир. Поддержка родителей особенно важна, — заключает Диас.

О том, чтобы так открыто защищать свои права, да еще вместе с родителями, представители ЛГБТ-сообщества в Таджикистане сейчас даже не мечтают. Кроме боязни того, что родители узнают об их статусе и откажутся от них, есть у них и еще один, гораздо больший страх – что их близкие люди столкнутся со стигмой, дискриминацией или попадут под контроль силовых структур, с чем сталкиваются они сами.

Так, в 2017 году Генеральная прокуратура Таджикистана сообщала о создании совместных с МВД рабочих групп «для выявления молодежи, примкнувшей к уязвимым группам населения, – гомосексуалистам, лесбиянкам, бисексуалам и транссексуалам». Тогда в ходе рейдов были выявлены около 370 геев и лесбиянок, которых поставили «на специальный оперативный учет». Проводятся ли подобные рейды сейчас, неизвестно, однако очевидно, что в таджикском обществе однополые отношения по-прежнему считаются отклонением от нормы, с которым нужно бороться.

Осенью нас модно читать в Telegram, Facebook, Instagram, Viber, Яндекс.Дзен и OK.