«Лучшие книги по истории Таджикистана». Со временем, эти книги превратились в памятники эпохи. В настоящем очерке речь пойдет о книгах, которые были первыми, в частности вышедшие из-под пера Садриддина Айни и Абдулрауфа Фитрата. В чем ценность этих книг? В какой обстановке они писались? Какие переживания испытывали их авторы - рассказывает историк Камолуддин Абдуллоев.

Лучшие книги по истории Таджикистана. Айни

С самого образования Таджикской Автономной Советской Социалистической республики (ТАССР), перед историками встал выбор: писать ли историю Таджикистана в административных рамках размежевания 1924 г. или таджиков как древнейшего народа Средней Азии? Ведь основные культурные силы, таджикская элита того времени осталась за пределами ТАССР - в Бухаре, Самарканде, городах Ферганской долины и в других областях Узбекистана, за исключением, пожалуй Хорезма.

Многие просто не понимали, что стоит за «национальным самопределением» и отождествяли этничность с гражданством. По незнанию или намеренно, самаркандцам и бухарцам объясняли, что если ты таджик, то обязан жить в Таджикистане (то есть оставить дом и отправиться далеко в горы), и наоборот, на привилегию жить в крупных городах Маверанахра могут претендовать только узбеки. Впрочем, поскольку Самарканд с 1925 по1930 гг. был столицей Узбекской Советской социалистической республики, частью которой до 1929 г. была ТАССР, то первые пять лет после образования республики, этот город был столицей таджиков и де-факто и де-юре.

Отчасти поэтому переход из условной этно-лингвистической категории «таджик» в гражданина с пометкой «узбек» в паспорте, на тот момент вероятно не вызывал у таджиков Узбекистана острого неприятия.

К тому же, базовые культурные ценности тех и других совпадали, а двуязычие турку-тоҷик было обычным явлением. Музыка, кухня, обряды и др. были одинаковыми. Переходы из «таджика» в «узбека» на тот момент не влекли за собой значимые культурные потери.

Немало таджиков крупных городов Средней Азии откликнулись на призыв властей переехать в охваченный басмачеством Душанбе чтобы стать «кадровым резервом для таджикской области Восточная Бухара»

Первое время многие из них жили «на два дома». Бухарец С. Айни с 1917 г. до своей кончины в 1954 г. жил в своем доме в Самарканде и лишь периодически посещал Таджикистан. Даже во время Бухарской Народной Советской республики (БНСР), существовшей с1920-1924 гг., он не оставлял Самарканд, который был в пределах Туркестанской Советской Социалистической Республики.

Работая в консульстве БНСР в Самарканде он время от времени совершал служебные командировки в Бухару. Все это время он писал свои произведения на двух языках, оказывал влияние на литературную политику и пользовался авторитетом в литературных и политических кругах обеих столиц.

 

"Акнун навбати қалам аст". Айни - первый историк Таджикистана

«Пора браться за перо», призывал Айни в одной из своих статей 1919 г. Для того чтобы пробиться к читателям, которые увлекались в то время книгами и статьями мусульманских авторов из Стамбула, Казани, Крыма, Оренбурга, Кавказа, языком которых был тюркский, Устоду Айни пришлось осваивать новый для него язык. На рубеже 1910-х и 1920-х гг. стандартизированный узбекский литературный язык находился в стадии своего становления.

Первые советские газеты Туркестана («Иштирокиун», «Қизил Байроқ») находились под руководством татар, присланных И. В. Сталиным в 1918 г., которые принесли с собой свой язык, отличавшийся от привычного Айни самаркандско-бухарского говора.

Продвижению тюркского способствовало открытие новометодных школ, в которых преподавали и татары, разумеется на своем языке. От писателей из числа джадидов обучавшихся в Стамбуле шло влияние османского. Писатели-узбеки и казахи сопротивлялись влиянию татарского на их языки. Звучали также призывы вернуться к «чагатайскому» языку 15 века.

Все это осложняло написание Устодом работ на тюркском. Извиняясь перед читателями за свой узбекский, он писал: «Мое литературное воспитание в основном было на персидском языке. До 28 лет (то есть 1906 г.-К.А.) я не занимался узбекской и турецкой литературой. Благодаря чтению газет, журналов и новых книг, я изучил турецкий в той мере, которая позволяла выразить мысль. Но этого было недостаточно, чтобы писать книги».

Айни начал заниматься новейшей историей Бухары прямо «по горячим следам». Спустя шесть месяцев после Бухарской революции, 23 марта 1921 г., он подписал рукопись «Бухоро инқилобининг тарихи» («История Бухарской революции») выполненную на тюркском (узбекском) языке, арабским шрифтом.

Сам Устод признавал, что эту книгу он начал писать в 1918 г. на таджикском, но по просьбе правительства БНСР в 1920 г. перешел на узбекский. Хотя эта книга была написана по заказу правительства БНСР, причем на «государственном языке», и был выплачен гонорар, она не была напечатана.

Главной причиной, по словам сына поэта Камола Айни, послужило недовольство Председателя правительства БНСР Файзуллы Ходжаева. У Айни были натянутые отношения с ним, Абдулрауфом Фитратом и другими джадидами вошедшими в правительство, на которых мы остановимся ниже.

Рукопись «Бухоро инқилобининг тарихи» под названием «Бухоро инқилоби тарихи учун материаллар» («Материалы по истории бухарской революции») была издана после ликвидации БНСР, в 1926 г. в Москве на узбекском языке, арабицей. Покровителем и «цензором» книги выступил заместитель председателя правительства РСФСР казах Турар Рыскулов.

По сравнению с подлинной или «опорной» рукописью под номером 2125, подписанной С. Айни, она была сокращена почти на четверть, и как выясняется, искажена, да еще с измененным Рыскуловым без согласования с автором, названием.

Айни был недоволен этим изданием из-за сокращений и необоснованных исправлений. На этом однако насилие над первоначальным текстом не прекратились. В 1963 г., перед включением в Полное собрание сочинений Айни на узбекском языке, «Бухоро инқилоби тарихи учун материаллар» была подвергнута новым искажениям и сокращениям. В частности, были изъяты упоминания о А. Фитрате.

В перестроечном Таджикистане, в 1987 г. вышел таджикский перевод этой книги под названием «Таърихи инқилоби Бухоро» («История Бухарской революции»), сделанный учеником Устода Рахимом Хашимом.

Хоть перевод осуществлялся с фотокопий (неполных) рукописи, присланных из Ташкента, редактор и автор перевода и тут «прошелся» по оригинальному тексту, в частности убрав из него важные отрывки религиозного характера.

В 2010 г. наконец, совместными усилиями узбекских и японских коллег, рукопись 2125 хранившаяся в Институте Востоковедения Узбекистана была напечатана в Токийском Университете зарубежных исследований под редакцией Шизуо Шимады (Shizuo Shimada) и Шарифы Тошевой. Текст на узбекском, арабской графике.

То что он оригинальный, а не интерпретация, доказывается уже тем, что книга начинается с принятого у мусульман обращения к Аллаху за благословением: «Бисмиллаҳи раҳмони раҳим». Мы надеемся что книга, изданная в Токио будет переведена на таджикский. А может, следует сделать перевод с самой рукописи Устода.

Таким образом, рукописная «Бухоро инқилобининг тарихи» датированая 1921 г. была первым научным трудом по истории Бухары новейшего периода. Как признает таджикский литературовед Абдухолик Набави, после того как Айни столкнулся с препятствиями, не позволившими ему увидеть свой труд изданным при жизни и без цензуры, он уже не писал научно-исторические книги, а занялся историко-литературной прозой.

В исторической романистике, которая ему была ближе чем академическая историография он достиг небывалых высот. Достаточно вспомнить романы и повести «Рабы», «Смерть ростовщика», «Дохунда», «Воспоминания» и др. вышедшие в 1930-х гг. Эти книги являются замечательными историческими источниками и литературными произведениями одновременно. Они переведены на многие языки и издаются большими тиражами по сей день.

 

Чем не угодил Айни официальной историографии?

О том, что автографы Устода отличаются, порой сильно, от опубликованных в советское время книг, признавался автору этих строк Камол Айни еще в середине 1990-х гг. В последние годы своей жизни Камол Садриддинович выполнил наказ своего отца найти потеряные рукописи и опубликовать их.

Благодаря его усилиям, в 2003 г. в Тегеране на арабице вышла книга С. Айни написанная в 1917-1918 гг. под названием «Таърихи инқилоби фикрӣ дар Бухоро» («История революции умов в Бухаре»). В 2005 г. таджикское издание этой книги на кириллице было помещено в 14 том Полного издания произведений (Куллиёт) Айни.

Что Айни написал «не так», какие претензии к нему были у большевистких цензоров и руководителей БНСР? За что его правили, сокращали, редактировали? Почему власти Бухары пытались избавится от его рукописей и объявляли их потерянными, как это случилось с замечательным рассказом «Ҷаллодони Бухоро» («Бухарские палачи»)?

Почему его рукописи, как признавался Камол Айни, «целые 70 лет содержались в тюрьме»?

Для начала укажем, что несмотря на то что Айни не занимал важных постов в правительстве БНСР, он пользовался авторитетом среди бухарцев. Главная причина недовольства руководителей БНСР произведениями Айни лежит в политических разногласиях. Речь идет о конфликте радикального и реформисткого крыла джадидов.

Раскол начался после Октябрьской революции 1917 г. и особенно событий марта 1918 г., когда ташкентские большевики совместно с «левыми» джадидами-младобухарцами совершили неудачную попытку насильственного свержения бухарского эмира, вошедшую в историю как «Колесовский поход», закончившуюся массовой резней.

Айни, который в этой резне потерял брата, резко осудил экстремизм младобухарцев, руководителю которых, Ф. Ходжаеву, было всего 22 года.

В сентябре 1920 г. эти же пробольшевисткие джадиды совершили второй, на этот раз удачный поход на эмират. Вернее, от их имени это сделала Красная Армия. В отличие от «леваков», Айни и его ближайшие бухарские (таджикские) коллеги-единомышленники, такие как Абдулвохид Бурхонов, Мухиддин Мансуров (отец А. Мухиддинова) и др. относились к умеренным джадидам первого поколения.

Их - последователей Ахмада Дониша и Мулло Икрома (домуллы Икромчи), больше интересовала реформа эмирата, а не захват политической власти. Обеспокоенные «упадком истинного толка ислама, который распространен в Маверанахре», они предлагали кардинальные реформы в области образования, земельных отношений, экономики, управлении страной.

Востоковед из Италии Паоло Сартори возражает тем, кто называет джадидизм «борьбой нового со старым», «науки против религии» или движением, вызванным влиянием России.

Он считает, что главной причиной появления джадидизма был не глобальный, а локальный конфликт между провластной уламо Мангытской Бухары и более широкими слоями мусульманских ученых, лишенных привилегий влиять на верховную власть и недовольных порядками в эмирате, особенно коррупцией в сфере исламской юриспруденции.

То есть, Сартори не отделяет джадидизм от истории ислама Маверанахра. Дониш, а за ним и ранние джадиды в том числе Айни и Фитрат выросли не из 20-го, а 19-го века, утверждают П. Сартори и его коллега Эвелин Грасси (Evelin Grassi). В самом деле, революцию Айни встретил будучи в зрелом возрасте (40 лет) и был невосприимчив к идеям джадидов младшего поколения. Между А. Донишем и Ф. Ходжаевым - огромная дистанция. Многие не замечают ее и считают Дониша чуть ли не предвестником революции.

Устод Айни хоть и пострадал от рук эмирских палачей, не был сторонником насильственного уничтожения самостоятельной и независимой государственности Бухары. Он не одобрял революцию 1920 г. в Бухаре, которую считал не имеющей поддержки внутри страны и победившей только благодаря внешнему вмешательству.

Именно поэтому он в своей книге подвергает критике деятельность Ф. Ходжаева, называет его «молодым и неопытным» совершившим большие ошибки, которые привели джадидов как исламских реформистов, к поражению.

Айни сторонился и фанатиков-большевиков, и националистов-тюркистов. Это отличало его от Файзуллы Ходжаева, который считается первым историком в Узбекистане. Книга Ф. Ходжаева «К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии» на русском языке была опубликована в 1926 г., пять лет спустя после работы Айни.

Она была написана как «большевисткий ответ» книге Айни. В ней Ходжаев, который видел себя вождем революции в Бухаре, укорял писателя за увлечение «культурничеством», фокусировании «на психологии, переживаниях отдельных руководителей джадидизма».

Был ли Айни был революционером? Однозначно, да. Он был признателен русскому революционному солдату, отворившему обхону (тюрьму) и выпустившему его полуживого на свободу. При этом, революцию Айни понимал как «революцию умов» или «танвири фикрӣ» или хуррият.

Хурриятом в представлении раннего джадидизма было проведение реформ, или ненасильственая смена режима. Айни был глубоко убежден в том, что борьба против религиозных предрассудков, косности, мракобесия, а также реформирование образования и воспитания, повлекут изменение политической системы, а не наоборот. В конце-концов Айни признал власть коммунистов.

Однако его принятие и поддержка Советской власти были продиктованы не внезапным прозрением незрелого ума, а пониманием того, что эмират рухнул, младобухарцы скомпрометировали джадидизм и проиграли, в то время как новая власть открыла возможности реализовать грандиозные планы по развитию таджикской культуры, которой он посвятил всю свою жизнь.

Продолжение следует  

Этой осенью читайте нас  в Telegram, Facebook, Instagram, Яндекс.Дзен, OK и ВК