17 сентября 1948 года родился Народный артист Таджикистана, лауреат Госпремии им. Рудаки, основоположник театра «Ахорун» Фаррух КАСЫМОВ, которого считают реформатором национального таджикского театра. Творчество его почитали во многих странах мира. Он принес славу таджикскому искусству и всему Таджикистану. Сегодня мы вспоминаем его и публикуем материал, который был опубликован в «АП» в 2007 году.

Фаррух Касымов -  сын знаменитых в республике актеров театра и кино – Мухаммаджона и Мушаррафы Касымовых. Еще будучи учеником, Фаррух бегал в драмтеатр им. Лахути, и ему даже посчастливилось играть небольшие эпизодические роли. Но родители не придавали этому значения, считая такой интерес мимолетным увлечением. Когда после окончания школы встал вопрос о выборе профессии, он сказал, что хочет стать актером. Таким, как его отец. Но родители пришли в ужас: ведь Фаррух видел, как они разрываются между семьей и работой. А эти бесконечные гастроли, небольшая зарплата, театральные интриги! Тогда он отступил. Пошел на факультет физики ТГУ им. Ленина, причем учился на «отлично», хотя учеба не приносила радости. Старался быть подальше от театра, его жизни….  Но не смог.

Через год он бросил университет и без разрешения родителей, поступил на режиссерское отделение Таджикского института искусств. Когда о его поступке стало известно отцу, Фаррух лишь сказал: «Отец, не обижайтесь, это мой единственный выбор в жизни». В далеком 1974 году великий актер Махмуджон Вохидов, который дружил с семьей Касымовых, сказал про Фарруха: «Этот парень, со своей поразительной трудоспособностью, энтузиазмом, поиском, напоминает Мухаммаджона Касымова в молодости. Говорят, что сыновья должны быть лучше своих отцов. Да будет так…».

Касымов-младший всегда мечтал о сцене; получив кое-какие навыки в режиссуре, он перешел на актерское отделение. Там он познакомился со своей будущей спутницей жизни – актрисой Сабохат Касымовой. «Еще учась на третьем курсе, Фаррух уже был зачислен в труппу театра им. Лахути. Так появились его первые роли: в спектакле «Ночь перед затмением луны» М. Карима, где он сыграл Соддакула; молодого принца Муборакхона в «Зове любви» Г. Абдулло; просветителя Абдусалома в «Алломаи Адхам» С. Улугзаде, - в общем, более 20 ролей», - рассказывает Сабохат Касымова.

Она рассказывала о Фаррухе долго, а мне почему-то вдруг вспомнилась «Песня о буревестнике» Горького. Помните ее?

«…Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и - тучи слышат радость в смелом крике птицы...».

Для себя я так и назвала Фарруха Касымова – Буревестник.

С чего же начался его смелый полет ввысь?

Может быть, когда в 1976 году молодой актер впервые себя попробовал в режиссуре?  Параллельно с главным репертуаром Театра им. Лахути поставил «Моя любовь – Электра» Дюрко, потом в 1981 - «Кабала святош» Булгакова, а в 1984 году - «Раъно» Н. Исломова. Он собрал вокруг себя таких же «сумасшедших», которые в свободные от основных спектаклей вечера репетировали до седьмого пота. И их труд был не напрасным: это был настоящий фурор! Мы увидели совсем другой театр, с новым взглядом, непривычной игрой актеров, декорациями, символами…

Предо мной выдержка из адресованного мне письма одного известного журналиста: «…Без его постановок и  ролей в театре, возможно, я не стал бы тем, кем сейчас являюсь, и поэтому буду благодарен ему до самой смерти…».

Фаррух Касымов своими постановками сумел воспитать целое поколение интеллигенции в 80-90-х годах. Хотя было нелегко: в 1981-м со своим спектаклем «Тудаи риёкорон» («Кабала святош») Булгакова он участвовал на театральном фестивале в Тбилиси. Сам играл в нем главную роль – Мольера. К премьере из Душанбе должны были привезти костюмы и декорации, но их все не было. От переживаний у Фарруха Касымова за одну ночь появилась седина. Груз доставили буквально перед началом спектакля. Но «игра стоила свеч» - спектакль был удостоен Гран-при. Один советский критик отозвался о работе Касымова так: «Мольер, которого ставили Станиславский и Булгаков в театрах Товстоногова и Марджонашвили, не был раскрыт настолько ярко, как в «Кабале святош» Фарруха Касымова…». Это не было преувеличением. Но в родном театре его не поняли. Вскоре, уставший от бюрократической системы, от постоянной необходимости преодолевать эти «препятствия», режиссер уехал в Курган-тюбинский областной драмтеатр. За поставленный спектакль «Тартюф» Мольера в 1988 году Фаррух Касымов на республиканском фестивале профессиональных театров «Парасту» получил приз за лучшую режиссуру.

Когда Ф. Касымова спросили, почему он, актер, стал ставить спектакли, ответил: «В работе над ролью актер не всегда самостоятелен. Режиссер же посредством работы актера, драмы и сцены может показать свое отношение к жизни и окружающему миру».

«В этом крике - жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике. Чайки стонут перед бурей, - стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей…. Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!»

В том же году в Душанбе он основывает новый театр – «Ахорун». Отделившаяся часть труппы Таджикского молодежного театра им. М. Вахидова теперь работает с ним.

- Почему Вы выбрали молодежь?

- Молодые меня больше понимают. И я - их. Когда нет взаимного понимания, постановка спектакля невозможна.

- Как Вам удавалось играть и ставить спектакль одновременно?

- Хочу отметить, что это нехорошо. Человек проигрывает. Это похоже на известного модельера, который всех обшивает, но не может себе скроить костюм. Так и я. Вижу всех и весь спектакль, кроме себя… 

Вначале они начинают работу над спектаклем «Поджигатели» Макса Фриша. Эта постановка была представлена на Втором республиканском фестивале «Парасту» и получила Гран-при за лучшую мужскую и женскую роли, за режиссерскую работу. Это было за два года до февральских событий.

- Когда мы ставили эту пьесу, мы предупреждали, звонили в колокола. Суть была в том, что наше общество находится в тяжелом духовном кризисе, особенно верхушка власти. Мы знали, что низкий уровень культуры нашего руководства и пробуждение народа приведут к противостоянию, - говорил он.

Первого января 1990 года театр был официально зарегистрирован как Государственный экспериментальный театр юного зрителя «Ахорун». Ахорун - это древнее (IV век до нашей эры) название местности у реки Душанбинки и в переводе на русский язык означает «город богов». Здесь они начали с постановки «Возвращение Иосифа Прекрасного» - спектакля, который показал нам нашу же историю и древнюю культуру посредством изложения произведений Руми, Джами, Аттора. Многим было непонятно действие, которое скорее походило на мистерию. Некоторые критики даже спорили, что это не драматургия.

Но «не драматургию» простой народ принял на «ура», это была революция в таджикском традиционном театре. В 1990 году спектакль получил Гран-при на республиканском фестивале «Парасту», в сентябре того же года - Гран-при на фестивале театров юного зрителя в Средней Азии и Казахстане, потом Гран-при на региональном фестивале «Навруз-90», затем, в 1992 году на фестивале в Иране получил золотую медаль. Также на «Навруз-92» спектакль снова был удостоен награды. В гуще событий гражданской войны на военном самолете труппа отправилась со спектаклем на Международный фестиваль им. Чехова в Москву, а в 1993 году на международном фестивале Центральной Азии, проходящий в городе Антверпен (Бельгия),  «Ахоруну» снова был вручен Гран-при.

В 1995-м за спектакль «Трагедия Исфандиёра» Касымов стал обладателем Гран-при «Парасту-95», в 1997 году поставил в честь 90-летия своего отца – первого Народного артиста республики в Средней Азии Мухаммаджона Касымова - спектакль «Шах Фаридун». Потом появились «Шейх Санон», «Яздигурд», «Антихрист», в 1999 году в честь 1100-летия Государства Саманидов в Театре им. Лахути поставлен «Шах Исмаили Сомони», в 2000 – при содействии Института «Открытое общество» появилась «История любви», где режиссер соединил истории любви Ромео и Джульеты Шекспира и Меджнуна и Лайли Джами. Он снова удостоен награды за лучшую режиссерскую работу. Впервые в истории народов Средней Азии он превратил произведение персоязычного классика в драму. Интересно, что в спектакле о Ромео и Джульетте звучала таджикская классическая музыка в исполнении известного музыканта Абдували Абдурашидова, а голосом Джурабека Муродова прозвучала песня «Эй, сорбон». Музыку ко многим его постановкам написал известный таджикский композитор Толиб Шахиди.  В 2001 году была поставлена драма «Зардушт», а еще через год – «Король Лир» Шекспира.

 «Вот он носится, как демон, гордый, черный демон бури, и смеется, и рыдает... Он над тучами смеется, он от радости рыдает!»

«Мы поставили «Иосифа Прекрасного…», в котором фактически продолжили мысль о том, что  говорили в «Поджигателях» Фриша. То есть хотели еще раз предупредить власти, что из-за низкой духовности в обществе, такие как Иосиф, могут пропасть…», - объяснял он. 

И на самом деле пропадали. Взять хотя бы сам театр. Созданный в 90-м году, он за 17 лет превратился в театр-скиталец, в театр-бомж. Хотя еще в 1989 году на трибуне очередного пленума ЦК ЛКСМ Таджикистана и ЦК КП республики было озвучено обращение передовой интеллигенции, чтобы власти помогли предоставить помещение для театра.

- Мы были вечными скитальцами - каландарами, - с горечью рассказал один из актеров театра, - Куда только нас не забрасывала судьба: в Молодежный театр, Дом офицеров, на дачу Совмина, в клуб колхоза «Победа» Ленинского (ныне - Рудаки)  района, на подмостки театра им. Маяковского и наконец – в зал Союза писателей, который мы долго арендовывали. Приходилось также долго разбираться с писателями, которые отдали нам зал во временное пользование, а мы из-за безысходности не можем уйти из него, так как это – наша последняя надежда.  «Ахоруновцам» даже приходилось работать в комнатке для шахматистов, что находилась в Центральном парке культуры столицы. На скамейках городского парка актеры учили и репетировали тексты. Искусство убивали не огнестрельным оружием, а безразличием и вот таким многолетним молчанием…

«Все мрачней и ниже тучи, опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря… Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает».

«Драматическая судьба театра «Ахорун» и его руководителя Фарруха Касымова – Учителя, гуру, духовного отца – актеры театра относятся к нему с каким-то мистическим обожанием, - писал узбекский театральный критик Камариддин Артыков в журнале «Народное слово» в 1992 году, - показывает, что любое начинание, любое открытие все равно обречено на столкновение с неумирающей старой системой управления культурой… увы, новоявленные бизнесмены и деловые люди пока еще не готовы к роли меценатов, к роли новых мамонтовых и третьяковых. Так что судьбы талантов от театра по-прежнему предоставлены воле рока и малых возможностей людей, им сочувствующих».

Хотя в свое время были у театра и спонсоры. Например, директор ЦУМа К. Холмуродов, который однажды помог купить декорации и костюмы.

К слову, Фаррух Касымов ставил спектакли не только в родном театре. Узбекский театр «Эски-мачит» из Карши выступал на нескольких театральных фестивалях с постановками Касымова. Например, «Шейх Санон» по произведениям Аттора и на стихи Навои. Или «Найман она», где режиссер на основе притчи о манкурте из романа Ч. Айтматова выстраивает контраст между добрым началом культурных традиций и варварством исторического беспамятства. 

Когда в 1998 году режиссер работал над спектаклем в Карши, с ним случилась беда: у Касымова случился приступ инсульта и он в коматозном состоянии попал в больницу. 

«В гневе грома, - чуткий демон, - он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не скроют!»

Он «сжег» себя сам. На работе.

- Это было в декабре 1998-го. Он ставил спектакль, и во время работы на сцене у него повысилось давление - случился инсульт. Несмотря на это, он работал, пока не онемели язык и кисти рук. Позже лечащий врач в реанимации  сказал, что если бы он обратился на часа три раньше, такого бы не случилось. А вечером того дня у него был билет на поезд домой…, - рассказывала его супруга, Сабохат.

Сам Фаррух Мухаммеджанович вспоминал о своей болезни с горечью: «Два дня лежал в реанимации. На третий день очнулся от упавшей на лицо горячей слезы: смотрю, Сабохат плачет надо мной. Она приехала из Душанбе. И тогда подумал: «Надо  жить ради нее, ради моих детей…».

Через два месяца, проведенных в больнице Карши, они вернулись в Душанбе, его положили в правительственную больницу, но улучшения не было. Он был наполовину парализован.

Можно было за эти 9 лет вывезти на лечение больного режиссера, человека, который многое сделал для развития таджикской культуры. Один высокопоставленный чиновник из Правительства приходил раза два в театр, обещал помочь с лечением, но... 

«Ветер воет... Гром грохочет..»

Сколько людей из разных уголков мира писали и звонили Касымову, узнав о его болезни, они успокаивали его, а в Бельгии, на гастролях театра в 2003 году, даже попросили, чтоб он сам сыграл короля Лира в своем новом спектакле, внушая, что он обязательно поправится. Но на  родине его же ученики, когда он через некоторое время, почувствовав улучшение, с тросточкой, сдерживая боль, полунемой (ибо разговаривал отрывками, невнятно), вернулся работать в театр, сказали: «Нам стыдно, что вы сюда приходите. Вы больны, идите и лежите». Это его сразило больше всего: ученики,  которым он отдал всего себя, те, кого он поставил выше своих детей, так ранили его! Он снова сник. Но, несмотря на удары судьбы, за все это время нашел в себе силы и поставил еще 5 новых спектаклей…

Последние несколько лет он передвигался с помощью инвалидной коляски. В 2007 году по его просьбе  Минкультуры выделило один курс - 13 студентов института искусств для того,  чтобы он обучал их. Это своеобразная мастерская. Я была в театре, видела, как он сидит в своем кресле, как старается внятно объяснить своим новым ученикам, что есть на самом деле театр, как надо много читать, как важно знать свои истоки, свою древнюю историю, культуру и литературу, чтобы повысить свой духовный уровень, чтобы общество не обнищало от интеллектуальной безграмотности. Я видела, как он старается выговорить слова, но кроме жены - его постоянного «переводчика» - его звуки никто не понимал, хотя он иногда выговаривал целые предложения. Раньше он мог работать на компьютере, таким образом написал все свои постановки, перевел много произведений, но компьютера не стало, и медленно выводил на листочке корявые каракули, где приходится долго разбираться, что именно он хотел сказать. Или объяснял жестами. Я видела, как, обучая молодежь работать в ритме, он «колесил» по всей сцене, стараясь двигать коляску, как мы двигаем ногами в такт музыке. Видела и плакала. Ибо нельзя было смотреть без слез на то, что происходило с Мастером.

Меня поразил этот сильный человек, сидящий, как беспомощный ребенок, в инвалидной коляске. Я просто была поражена, что, будучи в такой тяжелой ситуации, брошенный своими лучшими учениками, он не потерял веру в жизнь, в лучшее. Меня поразило его человеколюбие, любовь к Богу. И мне вспомнился его «Даччол» (Антихрист), который был поставлен в 1995 году на основе «Маснавии Маънави» Джалолиддина Руми. «Надо любить Бога и весь созданный им народ», - сказал он, и это была идея Руми, 800-летие которого мы отмечали в том году, а Касымов говорил его словами еще в 90-х годах, когда появился «Иосиф…», а потом «Антихрист».

- Никак не могу понять наше общество,  – рассказывала в интервью его супруга. – Мы были со спектаклями в Бельгии, Франции, Голландии, где европейцы посредством наших спектаклей изучали историю мира. Были предложения уехать из республики навсегда, но Фаррух отказался. 8 раз мы были по приглашению в Иране для того, чтобы воспитать богатую духовность среди иранской молодежи, привить интерес к прошлому. Мы были нужны везде, кроме своей родины...

«Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы: - Пусть сильнее грянет буря!..»

В его стремлении, желании работать, отдавать всего себя я снова увидела того Буревестника. А может, это был Данко из притчи Горького или наш Зардушт, который своим пламенным сердцем освещал путь другим?

Вся его жизнь – была театром. Он был благодарен судьбе за то, что она подарила ему хорошую семью. Его жена, когда они жили на 7 этаже, целые шесть лет его болезни (а ему очень хотелось идти в театр), несмотря на хрупкость, становилась сильной и помогала ему передвигаться. Буквально сносила его на руках, пока в декабре 2004 года Фаррух Касымов не получил за свои многолетние труды престижную международную премию от Нидерландского королевского Фонда принца Клауса и на подаренные деньги не купил небольшой дворик.

- Он обрадовался, что теперь мне будет легче, - рассказывала мне С. Касымова в нашем последнем интервью, - не надо будет спускаться и подниматься все эти 7 этажей. Но мы жили далеко от театра, и когда  по утрам видела его умоляющий взгляд: «Возьми меня с собой в театр», во мне снова вскипала боль. Это очень накладно, потому что с Первого Советского до ул. Сомони не ехали автобусы, а в маршрутку было невозможно сесть с инвалидной коляской...

Я хотела написать о Фаррухе Касымове, а получилось так, что рассказала об «Ахоруне» и его проблемах. Когда хотела отделить его судьбу от жизни театра - не получилось. Так все крепко срослось. И я поняла: в нем, в театре, и есть весь Фаррух Касымов. Он сказал однажды о себе: «Фаррух Касым - человек, который одержим театром и работой, театром и историей своего народа. Весь мир для него начинается здесь и здесь же заканчивается…»

Жаль, что Мастер так и не воплотил свои давние мечты. 7 февраля 2010 года его не стало…


«В Москве я видел, как люди пошли в один театр, а потом быстро вернулись. Спросил: «Что, спектакль закончился?» «Нет, -  сказали они, - театр закончился». И это было правдой. Я хочу сказать, что театр Касымова не из таких, он ничего не потерял. Он ознакомил всех нас с нами самими». (Евгений Симонов, российский актер)  

«Театр Фарруха Касымова – это водоворот космической энергии. Поразительной красоты и мощи персидского языка и завораживающих экстатических ритуальных танцев. То, что сделал Фаррух, можно сравнить с тем, что сделал Станиславский для русского театра»

(Елена Эдгар, исследователь-искусствовед)