Таджикская интеллигенция, забыв о своей региональной принадлежности, должна предложить руководству страны новые пути и механизмы национальной консолидации…

НАШЕ мировоззрение, сформированное еще идеями марксизма-ленинизма, где общественно-политическая формация должна развиваться по нарастающей, никак не может смириться с нынешним неоднозначным положением национального развития родного таджикского народа.

Если рассматривать историю таджикского народа через призму марксизма (формационный подход), то наш народ комфортно жил в условиях первобытного (эпоха легендарных Пешдодидов и Кейянидов), рабовладельческого строя (эпоха Парфян, Кушан) и при феодальном обществе (государства Саманидов и Тимуридов и т.д.). А капитализм (Бухарский эмират в условиях протектората России), а также социализм (ТадАССР и ТадССР в составе СССР) привели нас в основном к лишениям и потерям.

Если рассматривать национальную историю через призму цивилизационного подхода, то мы относительно комфортно жили в зороастризме и исламе, а большевизм, или атеизм, опирающийся на материальный фетишизм, забрал не только весь запас мудрости гармоничной жизни общества, но и традиционный (городской) образ жизни таджикского народа.

Наш народ, за более чем два тысячелетия образцовой городской жизни заслуженно выступающий как интеллектуальное лицо Центральной Азии (сердце Евразии), сегодня загнан в горные ущелья. Если во время античного исследователя Страбона, который описывал Бактрию как «государство, имеющее тысячи городов» (II век до н.э.), наши предки имели такое количество городов только в одном из крупных регионов заселения, которых было более семи, то сегодня мы имеем в совокупности всего-навсего менее 10 предгорных городов (с периферийным статусом). К моменту приобретения национального суверенитета таджикский народ в основном проживал в нескольких городах, которые всегда играли второстепенные роли, оставаясь на периферийном положении, в горных долинах и ущельях, связи между которыми практически не было. Город Душанбе - столица - не имел общепризнанного авторитета не только в масштабе всей страны, но даже город Хисор, некогда центр местного бекства, смотрел на него – свое бывшее село - свысока. Переход от городского к горскому образу жизни, несомненно, не только привел к большим потерям культурологического плана, но и актуализировал вопросы национального выживания.

Данное состояние можно характеризовать как эффект «сжатой пружины». В последние двести лет мы потеряли многочисленные древние города и цветущие долины, и сегодня мы находимся в положении геостратегической и геокультурной изолированности, оставаясь один на один против горных хребтов, высотой более трех тысяч метров.

Но есть ли выход из создавшегося положения? Как можно «распрямить пружину»? Выходов несколько:

Самый пессимистичный (условно «соперничество внутри сжатой, начинающей ржаветь пружины») - из-за потери общепризнанных городских центров каждый нынешний периферийный регион будет и дальше бороться за политико-культурное доминирование, в результате чего будет разжигаться не только местничество, но и неприязнь между регионами горного Таджикистана. Интеллигенция будет оставаться горской, по сути региональной, в основном воспевая не родной единый, неделимый Таджикистан, а свой горный край или предгорную долину, или, еще хуже, потерянный рай (Бухару и Самарканд). Яркий пример живучести местничества: когда в том или ином городе и районе проводятся общенациональные государственные праздники или исторические юбилеи, среди местного сообщества усиливаются дискуссии о скорейшем их преобразовании в новую область страны (Истаравшан, Куляб, Рашт, Нурабад, в ближайшей перспективе Хисор и Дарваз). Однако усиление местничества может привести к «поломке сжатой пружины», и тогда она распадется на несколько фрагментов.

Средний путь (условно «консенсус вокруг столицы»). Данный путь реализуется политическим руководством страны, когда через строительство автомобильных дорог, туннелей и мостов все регионы страны крепко связываются с новой, быстро развивающейся столицей. Однако введение платы за проезд на единственной автодороге, связывающей столицу с севером Таджикистана, а также перспектива внедрения такого механизма на других дорогах, связывающих центр с регионами, не только сужают транзитные возможности нашей горной страны, но и консервируют отчужденность регионов между собой. В таком случае пружина остается «сжатой» до наступления благоприятной ситуации.

Перспективный путь («разжатие пружины»). Политическое руководство страны, успешно решая общенациональную стратегию выхода из коммуникационного тупика через завершение строительства современных автомобильных дорог, смело берется за другие проекты, которые будут способствовать постепенному распрямлению этой самой пружины. В этом направлении есть подвижки в виде железной дороги Кашгар - Алай - Душанбе - Мазори Шариф - Герат - Мешхед. В данном случае таджикская интеллигенция (хотя бы ее часть, занятая поиском национальной идеи), забыв о своей региональной принадлежности, должна предложить руководству страны новые пути и механизмы национальной консолидации.

Таджикский народ, получивший суверенитет, будучи закрытым в горных ущельях, не только лихорадочно ищет путь, соединяющий долины, но и пытается преодолеть историко-политический прессинг, продолжающийся со дня разрушения Мургабской плотины Мерва. Бухарский эмир Шохмурод (1785-1800), ведя войну со своим братом, правителем Мерва, разрушил Мургабскую плотину - основу водообеспечения Мургабского оазиса и его центра - города Мерв (который вскоре стал добычей кочевников). Тем самым он уничтожил основу жизнеобеспечения древнего таджикского города Мерв, который играл роль связующего звена культурно-исторической общности таджиков Мавереннахра и Хорасана. Эта стало не только точкой отсчета разрыва связей между двумя макрорегионами, в городах и цветущих оазисах которых доминировали таджики, но и началом серий потерь традиционных таджикских городов (Мерв, Газни, Кандагар, Кабул, Мазори Шариф, Бухара, Самарканд и многие другие).

Но сегодня история дает нам второй шанс. Он связан с водой из одноименной высокогорной речки Мургаб (точнее, из озера Сарез Горного Бадахшана, с его естественной плотиной, запрудившей реку).

Инициатива политического руководства суверенного Таджикистана относительно «Десятилетия чистой воды», озвученная с высокой трибуны ООН, постепенно материализуется. Чуть раньше мы даже предлагали воду богатым соседям бесплатно (это показатель романтической, а не жестко прагматичной натуры народа), но они не приняли наш своевременный добрый жест, теперь мы имеем полное моральное право продавать свое «национальное достояние». Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом.

До сегодняшнего дня нас пугали, что прорыв Сарезского озера будет иметь колоссальные разрушительные последствия, теперь мы обезопасим себя и ближайших соседей от «лишней» воды. В этом вопросе лучше было бы еще раз изучить предложение всемирно известного нашего академика Собита Негматуллаева, предложившего построить на Сарезе гидроузел. А от одного из водоотводных туннелей этого гидроузла можно будет протянуть трубопровод.

Таджикский народ, как и другие оседлые иранские народы, тысячелетиями обладал навыками транспортировки водных ресурсов, используя для этого так называемые кяризы. Через кяризы (подземные трубы), изготовленные из обожженной глины, водные запасы, находящиеся вокруг крупных населенных пунктов, соединялись и направлялись в города. Протяженность некоторых кяризов достигала десятки километров.

Однако новый проект не имеет аналогов в мире, так как до сих пор никто не спроектировал и не реализовал такой крупногабаритный водопровод, протяженностью более полутора тысяч километров.

Материализация, точнее коммерциализация, стоимости такого большого количества воды, поставляемого трубопроводом, несомненно, приведет к переходу от романтического к жестко прагматическому образу мышления традиционного таджика, которому будет легче адаптироваться в условиях глобализированного материализма.

Данная адаптация приведет к постепенному разжатию «сжатой пружины», и вот тогда мы станем достойными наследниками своих великих предков.

А пока мы лишь слабые копии великих оригиналов.