Можно ли назвать отношения России и Туркмении «стратегическим партнерством», особенно в газовой сфере по отношению к «оранжевой» Украине?

Думаю, ни в коем случае о стратегическом партнерстве говорить нельзя, и по многим причинам.

Во-первых, стратегическое партнерство предусматривает некую общую цель и совпадение хотя бы каких-то стратегических интересов. В газовом секторе обе страны являются и партнерами, и конкурентами, и это С.Ниязов несколько раз доказывал, используя «газовый» аргумент при возникновении политических трений с Москвой. Далее, С.Ниязов вовсе не торопится пускать российских нефтяников и газовиков в Туркмению. Та же Украина сейчас более активно осваивает туркменские месторождения. И российские специалисты не торопятся, поскольку реальных данных о запасах газа и состоянии трубопроводов Туркменбаши им не дает. И это очень важный момент: по имеющимся у меня данным, полученным от туркменских специалистов, «сидящих» на газе, официальный Ашхабад очень сильно преувеличивает и возможности по добыче газа, и перспективы его транспортировки. Особенно это касается добычи - есть все основания считать, что газа в основных месторождениях осталось значительно меньше, чем считается. Более того, источники в Ашхабаде утверждают, что С.Ниязов об этом очень хорошо знает, и готовит меры по экономии газа на населении уже со следующего года!

Если смотреть шире, на экономику в целом, то на туркменском рынке Турция, арабские страны, а теперь и Китай представлены куда шире, чем Россия. И это не случайно.

Второе: С.Ниязов Россию не любит и опасается. «Большой брат» позволял себе его поучать, а сам у себя порядка навести не может, в России нашли прибежище некоторые оппозиционеры, от русскоязычных в Туркмении можно ждать всяких подвохов - все-таки это была наиболее образованная, элитная группа. Положение русскоязычных в Туркмении близко к катастрофе. И если к числу стратегических интересов России можно отнести защиту интересов своих граждан за рубежом, то здесь между Москвой и Ашхабадом объективно имеются стратегические противоречия.

Третье: вопрос региональной безопасности. Тут, казалось бы, интересы совпадают, и Россия, и Туркмения заинтересованы в стабильности. Но Туркмения для России - абсолютный черный ящик. Черный ящик, напичканный оружием, оставшимся с советских времен, со времен дружбы Туркменбаши с талибами. То есть стратегическое партнерство здесь должно строиться только на слепом доверии к С.Ниязову. Интерес С.Ниязова состоит только в одном: в сохранении собственного режима любой ценой. И вряд ли даже Россия готова ему дать в этом 100% гарантии. Можно было бы сказать, что хоть в одном отношении у России есть основания доверять сегодняшней Туркмении - по части «геополитического» нежелания России, чтобы свое влияние в Центральной Азии расширяли ее конкуренты. Но и здесь прокол: Китай рвется в Туркмению, и та отвечает согласием. США, по доходящим из Туркмении сведениям, закрепляются на военных объектах в Мары и в Кушке. Но я пока не слышал о присутствии российских военных в Туркмении.

Политика США в отношении Туркмении не носит жесткого характера (в отличие от Узбекистана): чем вызван подобный подход и какова стратегия Вашингтона в отношении Ашхабада?

США изменили политику в отношении Ташкента после событий в Андижане. Они послужили катализатором. Как обычно, политика западных стран - многовекторная. Разные направления представляют разные институты. Это дает возможность для большей гибкости, для отходных маневров. Даже после Андижана тем, кто настаивал на разрыве с Ташкентом, это далось не так просто. В США знают, что происходит в Туркмении. Но пока там нет Андижана, в Вашингтоне тоже терпят. И стараются использовать политику кнута и пряника в своих тактических целях.

Есть ли отличия по сравнению с США в политике Евросоюза к Туркмении? Или же Вашингтон и Брюссель руководствуются исключительно энергетическими интересами в Туркмении?

Вашингтон в весьма небольшой степени зависит от энергетики Туркмении. Тут его интересы с Европой даже противоположны. Другое дело, что такой союзник США, как Турция, имеет в лице Туркмении важного экономического и «этнического» партнера. Что касается европейцев, то некоторые крупные фирмы активны в Туркмении, они «работают» с С.Ниязовым, например, издают Рухнаму и не только, и, конечно, они имеют свое лобби, но не более того. С.Ниязов не раз показывал себя и в этих отношениях очень своенравным партнером, так что даже это лобби не очень препятствует европейским политикам критиковать Туркменбаши. И эта критика выражена в документах ООН, ОБСЕ и так далее. Кроме того, в Европе очень сильно озабочены туркменским наркотрафиком. Другое дело, что Брюссель, конечно, пока не может диктовать свои требования с позиций силы.

Власть С.Ниязова кажется незыблемой: насколько она прочна и каковы могут быть варианты ее трансформации в обозримом будущем?

Думаю, что о трансформации режима говорить не приходится. Скорее, трансформируется народ. Можно говорить о других сценариях.

Первый - это естественный уход Туркменбаши, который не очень здоров. Преемника у него нет, явных лидеров в стране нет, так что тут может быть интересный переходный период;

Второй - это народный бунт, который поддержит кто-то из придворных. Учитывая то, что население областей, велаятов, находится на грани гуманитарной катастрофы, такое возможно, и США, к примеру, такой вариант не забывают;

Третий - это «насильственная смена», проведенная извне. Было бы наивно говорить, что спецслужбы и в США, и в России этого сценария не рассматривают, и не думают о возможных альтернативах Туркменбаши. Насколько я знаю, Кремль команды этой работой не заниматься не давал. Вот такое стратегическое партнерство.