Начало 90-х годов стало самым тяжёлым в истории суверенного Таджикистана. Едва получив независимость, страна была втянута в кровавый конфликт, переросший в гражданскую войну.

 

Гражданская война началась на пустыре…

Гражданская война началась на пустыре около Розиного дома, следы от пуль и снарядов видны на нем до сих пор. Перед этим, конечно, были массовые митинги на главной площади Курган-Тюбе (нынешний Бохтар), но стрелять начали именно рядом с Розой.

Её дом стоял как раз между "вовчиками" и "юрчиками". Юрчиками считались те, кто как бы был «за советскую власть», а вовчиками - кто как бы был в оппозиции, и был то ли за исламскую республику, то ли еще за что-то. В общем, против. И в вовчики, и в юрчики записывали не по политическим симпатиям, а в основном по району Таджикистана, из которого ты был выходцем. Розина семья стала "вовчиковской" автоматически.

Перестрелка с каждым днем усиливалась, и они отправились в Пяндж - это в сторону границы с Афганистаном  к родителям Розиного мужа - Саади. С собой особо ничего не взяли - так, немного денег да одежду для себя и детей: Рахмону было 6 лет, а Озоде - 4. Вернуться рассчитывали через пару недель.

Фото Олега Власова/ТАСС

«27 декабря 1992 года началось наступление Народного фронта на Пяндж, - вспоминает Роза. - Поток людей из окрестных кишлаков хлынул к границе. Кто-то кинулся к русским в погранотряд, но солдаты встали на крыше, крича: «Не подходите, мы вас расстреляем» и начали стрелять в воздух. Небо было все в гари, на нейтральной полосе стояли чьи-то тракторы, валялись палатки, сундуки, ковры, холодильники - и тьма кричащих людей вокруг.

Мой муж Саади кричит: «Надо уходить, нас здесь убьют».

В колючей проволоке у границы был уже разрыв метров 5-6, народ ломился туда с телегами, гружёными Бог знает чем, - казалось, всех засасывает в бездонную дыру.

Потом они шли по какому-то болоту, реке, зарослям, траве, тростнику, они шлепали, хлюпали по этой грязи, все были мокрые, люди падали, бросали свои вещи и продолжали брести по полузасохшим руслам реки, пока не вышли к брезентовым палаткам оппозиции....

Стало смеркаться и пришлось заночевать под открытым небом - в палатках уже не было места. Пошел мокрый снег, люди натащили палки, навесили на них ковры и курпачи, но холод все равно был жуткий. Ночью пришли какие-то ребята и сказали, что всех мужчин, которые попытались спрятаться в погранотряде, юрчики расстреляли.

Становилось понятно, что единственный выход - уйти в Афганистан. У некоторых людей были камеры от колес машин, чтобы переправиться через пограничную реку Пяндж. У нас с Саади покрышек не было. Я испугалась, что дети просто замерзнут в холодной воде и утонут, и наотрез отказалась переплывать реку:

- Я никуда не пойду, я там никого не знаю. И за что нас должны убивать? Мы ничего плохого никому не сделали.

Саади куда-то ушел, вернулся понурый-понурый и стал собираться. Мужчины его поторапливали.

Я вот не помню, целовал ли он меня на прощанье, а помню, как он сильно плакал, и все говорил мне:

- Самое главное - ты выживи, Роза, и детей спаси. Постарайся уехать к матери на Украину (моя мама украинка, а папа - таджик, меня часто называли русской).

И несколько раз Саади повторил:

- Помни, честь дороже всего. - Так мне в память и врезалось - его плачущее лицо и эта фраза...

Все мужчины и подростки ушли. Начался обстрел. Били из минометов. Было до ужаса страшно. И я стала верить, что нас убьют и хотела, чтобы если убили - то всех троих сразу...

Освободилось несколько мест в палатках, но сидеть там можно было только на корточках - так я и провела два дня, прижав к себе детей. Сколько лет прошло с того сидения, а меня все еще мучают боли в коленях...

У тех, кто оставался на улице, за ночь умерло несколько детей - утром нашли скорчившиеся от холода трупики. И они ходили, просили - хоть одеяло, хоть что, чтобы закутать оставшихся,  но никто не дал, и я не дала, потому что тогда бы мои дети погибли. Там уже не было милосердия, каждый был сам за себя, кончались припасы, и никто ни с кем не делился.

Наступил третий день. Приехал БТР с красным флагом, в нем были таджики, и они стали звать людей обратно, говоря, что их никто не тронет.

Мы побрели назад. А на поле лежали трупы, и был там один такой красивый мальчик с длинными-длинными ресницами и полуоткрытыми глазами, и снег падал и не таял ни на щеках, ни на ресницах. А рядом лежал другой - и его глаза были полны травы, которую нанес ветер. И так мне стало жалко их, но мы прошли мимо, мы не могли их похоронить - мы боялись, мы даже боялись плакать...

У дороги нас остановили вооруженные люди, приставили моего старика-свекра к стенке:

- Эй, ты, вовчик, где твои сыновья?

Он говорит:

- Я не знаю. Они ушли в Афганистан.

- Ну, тогда ты пойдешь с нами.

Я стала кричать:

- Отпустите его, отпустите его…

А они дали автоматную очередь по асфальту в мою сторону и матом на меня - пошла вон отсюда. У меня коленки подкосились, я села и обоссалась. Сижу, и встать не могу, как будто ноги отказали. И я думала, если подползу к старику, они меня убьют, они так и сказали мне: «Если, сука, ты не заткнешься, мы тебя застрелим». И еще дали очередь по асфальту. Потом погрузили старика в машину и уехали.

Ночью раздалась жуткая стрельба, крики. И я вдруг понимаю - они кричат «Соли нав!» - Новый год! Я и забыла - это было 31 декабря. Я всю ночь проплакала, вспоминая, как мы его встречали раньше - под ёлкой и с мандаринами на столе...».

Из воспоминаний Розы Саидовой, жительницы г. Курган-Тюбе (Бохтар). «Новая газета».

 

Гражданская война в Таджикистане 1992-1997 годов стала одним из самых кровопролитных конфликтов на территории бывшего СССР с момента его распада. По официальным данным, в результате противостояния погибли более 60 тыс. человек, около 100 тыс. пропали без вести, 26 тыс. женщин овдовели и 55 тыс. детей стали сиротами. Миллионы граждан Таджикистана были вынуждены бежать из республики, спасаясь от репрессий и верной гибели.

 

«В Душанбе я не вернусь…»

«Я родилась и выросла в Душанбе. Когда вышла замуж, мы начали новую жизнь в однокомнатной квартире, где почти не было мебели. В первое время было нелегко, но любовь, терпение, надежда на лучшую жизнь согревали наши сердца. Постепенно все стало налаживаться. Мы оба трудились – муж работал в Минтрансе, а я в детском саду воспитателем.

Вскоре у нас родилась дочь, она принесла в наш тихий дом много смеха, радости. Затем на свет появился мальчик, теперь уже мы были счастливы вдвойне. В однокомнатной «хрущевке» нам стало тесно, и мы решили купить частный дом, где было бы больше пространства для детей. Купили недорогой дом в одном из частных секторов Душанбе.

Фото Виктории Ивлевой

Когда муж получил повышение по работе, появилась возможность накопить денег. Постепенно, год за годом наш неухоженный, построенный на скорую руку дом начал приобретать солидный вид – мы полностью отстроили все комнаты, посадили во дворе фруктовые деревья и теперь уже наш дом стал самым красивым на улице. Здесь у нас родились еще две дочери и сын. Что говорить, жили мы в достатке, ни в чем не испытывали трудностей. И хотя всегда и во всем помогали жителям махалли, как выяснилось позже, некоторым из них зависть не давала покоя.

В 1990 году Советский Союз распался. С этого момента наш любимый Душанбе покинуло спокойствие. Одно за другим начали закрываться предприятия. Февральские события, митинги постепенно разделили людей на два противоположных лагеря. Одни встали на защиту прежней власти, другие требовали разогнать их и выдвигали своих лидеров.

Многие русскоязычные жители стали уезжать из республики. А вскоре, когда началась гражданская война, в Душанбе хлынула масса беженцев с юга. Но и здесь было неспокойно.

Каждый день совершались грабежи, убийства. Мой муж сильно переживал за все происходящее, он был среди тех, кто защищал законную власть и был против всяких насильственных действий. Это не понравилось представителям оппозиции, а некоторые вооруженные парни с нашей улицы, которые были на их стороне, начали открыто угрожать нам, предлагая оставить все и «уехать отсюда, пока целы».

Вчерашние соседи, которые еще недавно ели, пили за нашим дастарханом, хваля нас за гостеприимство, теперь смотрели на нас как на потенциальную добычу и ждали момента.

Однажды ночью к нам в дом забрались неизвестные, но лай собаки и выстрел из охотничьего ружья вынудили их уйти.

В то же утро, взяв с собой лишь самые необходимые вещи, мы покинули Душанбе и уехали к родственникам в Бухару. За домом попросили следить друга отца, живущего недалеко. Но жить на чужбине долго не смогли и вернулись в Таджикистан. Остановились в Шахринаве, где было более спокойно. Но беда настигла нашу семью даже здесь.

В октябре 1992-го бывший председатель Верховного Совета Сафарали Кенджаев собрал вооруженные отряды и направился в Душанбе, находящийся под контролем оппозиции. Он объявил, что хочет вернуть власть законным представителям. Мой муж и старший сын, несмотря на мои уговоры, поехали  в столицу вслед за ними. Сильная тревога охватила мое сердце с того момента. А тут выяснилось, что и младший сын уехал домой. Тут уж я и вовсе потеряла покой.

С раннего утра в Шахринав стали поступать страшные вести – отряды Кенджаева разбиты, много убитых, сам бывший спикер укрылся в 201-й дивизии. От мужа не было вестей, но я чувствовала, что произошло что-то ужасное. Всю ночь я не могла уснуть, а на следующий день к нам приехал знакомый и сообщил, что ночью в наш дом в Душанбе ворвались вооруженные люди и расстреляли моего мужа и сыновей. Я не смогла выслушать до конца его слова и упала, потеряв сознание.

С тех пор прошло 26 лет. Но нет ни одного дня, когда бы я не вспоминала те события. Иногда я бываю в Душанбе, но оставаться надолго там не могу. Некоторые мои родственники, подруги, живущие в столице, предлагали не раз мне вернуться, но я отвечала им отказом.

Свой дом, когда-то приносивший нам много радости, но затем ставший местом смерти моих родных, мы продали. Но стереть с памяти события тех дней невозможно».

Муаззама, жительница Шахринавского района

 

«Когда то мы были одной семьей…»

«Мои родители приехали в Таджикистан из России в конце 50-х, еще совсем молодыми. Я и моя сестра родились  в Душанбе. Мы жили в районе бывшего кинотеатра «8 марта». Мне здесь все очень нравилось. В нашем классе учились дети разных национальностей, и никто не разделял нас. Мы были одной семьей.

Летом отдыхали в пионерских лагерях в горах. В старших классах, после уроков часто ходили в кино или прогуливались по Центральному парку. Любили также ходить на «Зеленый базар», где всегда было полно ароматных фруктов, зелени, арбузов, дынь. Весной и летом совершали походы в горные ущелья Варзоб и Ромит. Это были сказочные годы. Даже иногда уезжая к родным в Россию, мы не могли там оставаться надолго, уговаривали родителей скорее вернуться назад, в наш родной Душанбе.

Фото ВВС

По окончании школы, когда мне исполнился 17 лет, я поступил в университет, на исторический факультет. И здесь царила дружественная, теплая атмосфера. Вообще, сама столица была интернациональным городом и этим жители гордились.

Но вот наступил 1990-й год. Февральские события стали первым тревожным звонком перед большой бурей. Республики бывшего Союза одна за другой стали объявлять о независимости. Некогда единое государство стало распадаться.

Уже тогда Душанбе стал терять свой облик. На центральных площадях столицы начались митинги, где сначала говорили о независимости, о языке, культуре. Но вскоре тут же появились «ораторы-патриоты», обвинявшие во всех бедах коренного населения «приезжих». А когда в декабре 1991-го СССР фактически прекратил свое существование, а митинги приобрели новую силу, многие русскоязычные жители стали покидать Таджикистан. Начала собираться в дорогу и наша семья.

Многие тогда так и не осознавали, что происходит, и чем все закончится. Уезжая, мы верили, что скоро все образуется, и мы вернемся в свой родной город. Но этого не случилось. Наша связь с Душанбе, где прошли наши лучшие годы, оборвалась на долгие годы. Приехав к родным в Смоленск, мы долго не могли привыкнуть к новой атмосфере, а местные удивлялись нашему «восточному» воспитанию.

Вернулся я в родной Душанбе после долгих двадцати пяти лет в составе российской археологической группы. Еще при посадке в душанбинский аэропорт мое сердце охватило странное чувство, которое я испытывал еще в школьные годы, когда покидал свой любимый город.

С трудом переждав проверку паспортного контроля, оставив своих коллег, я устремился в свой Душанбе – пешком прошагал по бывшему проспекту Ленина, который сейчас носит имя Рудаки, прощупал мои старые знакомые чинары, любовался площадью на Оперке, где мы гуляли когда-то теплыми вечерами. Был немного расстроен тем, что многие дома дней моей молодости уже снесли. Дом, в котором мы жили, к моей радости, все еще стоял. Остались и несколько бывших соседей, с которыми я долго беседовал за дастарханом.

Вскоре я вернулся в Смоленск, но ностальгия по счастливому прошлому, по любимому Душанбе не покидает меня до сих пор».

Леонид Гришин, бывший житель Душанбе

Читайте нас в  TelegramFacebookInstagramViberЯндекс.Дзен и OK.

Свои вопросы, сообщения, видео и фото присылайте на Viber, Telegram, Whatsapp, Imo по номеру +992 93 792 42 45.