В душанбинской чайхане «Рохат» постоянных клиентов много: они приходят сюда обедать или заезжают с утра за горячими лепешками. Спрашиваешь их о том, как относятся к сносу чайханы, пожимают плечами: мол, жалко, но что поделаешь – надо так надо. Но есть в чайхане «Рохат» и другая категория постоянных клиентов – пока тепло, они сидят на заднем дворике, зимой перебираются в помещение. Приходят сюда каждый день и не для того, чтобы поесть, а чтобы встретиться и поговорить. «А куда еще старикам ходить?» - рассуждают эти клиенты. Так вот, когда говоришь им о сносе чайханы, они не верят, говорят – враньё это всё.

«Открытая Азия онлайн» провела со старожилами чайханы почти целый день, возможно, в последний раз: «Рохат» все-таки собираются сносить.

«Власти Душанбе утвердили снос чайханы «Рохат», - сообщили на прошлой неделе журналисты радио «Озоди». От этой информации душанбинцы настолько устали, что среагировали на нее относительно вяло, а местные СМИ даже не обратили внимания на сообщение коллег. Дело в том, что сносить чайхану собираются давно; чиновники в последнее время регулярно твердили, что все равно снесут «Рохат». Горожане после этих новостей страдали: чайхана стоит на главной улице Душанбе с 1958 года, она красивая, и ее знают далеко за пределами столицы Таджикистана. Это заведение обожают бывшие и нынешние жители города, а в марте нынешнего года она вообще была названа «архитектурной жемчужиной» и признана одним из лучших 11 чайных домов мира. По версии CNN, между прочим.

Строили ее архитекторы из тогда еще Ленинграда - Даниил Гендлин и Константин Терлецкий. Сначала это было двухэтажное здание с колоннадами и летними террасами, с выразительной резьбой по ганчу и чудесными орнаментальными фресками внутри. Позже чайхана расширилась и теперь представляет собой целый комплекс всевозможных залов и веранд, в которых можно не только отобедать, но и отметить большое торжество - например, свадьбу.

Как Душанбе будет жить без «Рохата» - горожане, даже те, кто сюда, возможно, не ходит годами, представляют слабо. Чайхана для жителей столицы уже давно не место, где кормят, а эдакий необходимый атрибут города, который был всегда и должен быть. Впрочем, каждое здание, которое власти Душанбе сносят, горожане провожают очень тяжело. Пишут петиции на имя президента, ругаются в социальных сетях, говорят об этом в транспорте и дома, но "Васька слушает, да ест": старый центр Душанбе все равно сносят.

Такое безразличие властей передалось и людям, последняя новость о сносе «Рохата» была встречена с апатией: мол, говори-не говори, все равно снесут, пусть уже тогда быстрее сносят - не мучают.

С таким настроением в чайхану «Рохат», может быть, в последний раз пошли и мы.

«ЭТО РАЗВЕ СЕЙЧАС ЧАЙ?»

Пришли часов в 10 утра. В чайхане уже суета, особенно на заднем дворике – там, где еще затемно начинают печь кулчи, лепешки и самбусу. Народ выстраивается в очереди к окошку, из которого забирает высокие стопки огромных, горячих лепешек, складывает их на скатерти, завязывает в узлы и, по всей видимости, везет на очередное семейное мероприятие.

Официанты бегают по залам – готовятся к обеду. Наш старый знакомый акаи Мухаммад колдует над казаном с пловом, машет нам руками, напоминает, что ош будет готов ровно к 11.

В это же время за столиками чайханы начнут собираться и посетители. Их мы и ждём с чайником горячего черного чая, в который на кухне выдавили всю мякоть одного душистого лимона, размешали с сахаром. Вкусно.

- Это разве сейчас чай? Это не чай, - говорит кто-то сзади. «Кто-то» оказывается высоким худощавым мужчиной - довольно подтянутым; так что даже не скажешь, что человек на пенсии. А судя по всему, это именно так.

- Раньше тут идешь - и мимо не пройдешь, обязательно зайдешь выпить чаю - грузинского, зеленого №95. Да ты и не помнишь такой, чё тебе рассказывать, - объяснил он с характерным бадахшанским акцентом.

- Чего же не помню? Очень хорошо помню, только он мне не нравился, - говорю ему.

- Ну вот чё вам сейчас рассказывать? Вы во вкусах потерялись, настоящее от ненастоящего отличить не можете, - расстроенно продолжил он и присел за столик.

А около соседнего кто-то шаркнул ножкой стула о пол, там усаживался аккуратный таджикский старичок – с клюкой, в высокой тюбетейке, в длинном сером халате и с седой бородкой. Он только сел, затем сразу встал и, шаркая, пошел к окошку, откуда официанты уже начали забирать тарелки с дымящимся пловом. Там же стопками стояли и маленькие пиалки, старичок взял одну из них и зашаркал назад. Подошел к моему чайнику, поставил свою пиалу около него.

- Зеленый?

- Нет, чёрный.

- Ну и ладно…

Я налила старичку чаю, потом спохватилась:

- Давайте я вам зелёный закажу.

- Давай, - ответил он.

Официант принес чаю, старичок подтянул чайник к себе, обнял его морщинистыми руками и задумался так, что было даже неловко ему мешать.

Я обернулась к своему бадахшанскому знакомому.

- Чего я здесь с утра делаю? Да ничего, просто пришел посидеть, подумать. А чё еще делать? Дети разъехались, я на пенсии, ну прихожу сюда послушать – чё в городе творится, на людей посмотреть. Раньше я в парк Ленина ходил (ныне парк Рудаки, – прим. ОА), когда он был, мы там собирались – в шахматы играли, чаи гоняли, хорошо там было. Деревья, скамейки, кафешки, а сейчас что? Ничего там нет, вот стал в чайхану ходить.

- Чайхану тоже снесут…

- Пусть всё снесут! Честное слово, устал я, пусть правда всё снесут и радуются! Давай лучше лагман поедим…

От лагмана я отказалась, хотя в чайхане «Рохат» лагман - это блюдо №1. Так было раньше, когда его тут готовили вручную ургутские повара, так продолжается и сейчас, хотя готовят уже с помощью машинки. Мой новый знакомый пристыдил меня из-за отказа - мол, как будто не здесь родилась, и попросил официанта принести хотя бы самбусы. От нее я уже не отвертелась.

- Ешь, поправляйся. У тебя есть дети? – спросил он за трапезой.

- Нет, - отвечаю.

- Плохо, хоронить тебя некому будет. Хотя... Сейчас у нас хоронить дешево стало. Я вот знаешь, че думаю: надо им идейку подкинуть: пусть на нас саван не тратят – голыми хоронят. Это ведь какая экономия будет! А то на каждого по 5 метров ткани – дорого это, непозволительная для нас роскошь…

 

«ЕСЛИ БУДУТ ЛОМАТЬ ЧАЙХАНУ, МЕНЯ ПОЗОВИ»

Народа в чайхане становилось всё больше. Но мой новый бадахшанский знакомый сказал, что постоянные посетители, которые здесь засиживаются целыми днями, пока еще не пришли. «Но придут, не переживай, они тут каждый день», - успокаивал он меня.

Вдруг к нашему столику деловито подошел пожилой мужчина – в кепочке, с сумкой через плечо, с медалями на лацкане отглаженного пиджака и с палочкой шашлыка, прикрытого лепешкой, на тарелке. Он спокойно стал присаживаться за наш стол, так что мой новый бадахшанский знакомый от такой простоты даже занервничал.

- А чё это он? Это не тот, он не постоянный клиент! - шепнул он мне.

- Ещё какой постоянный: хожу сюда с 1965 года. По настроению, – ответил мужчина с медалями. И тут же предъявил нам документы: удостоверение ветерана труда и удостоверение на юбилейную медаль, полученную в 1986 году от президиума Верховного совета Таджикской ССР. И объяснил:

- Зовут меня Каримджон. Я ветеран труда, общий стаж работы 48 лет. Без перерыва.

Он аккуратно разломал горячую лепешку, предложил нам угоститься мясом, сказал, что ему сначала нужно поесть, а говорить он будет потом. Когда расправился с обедом, действительно начал рассказ:

- Я человек образованный, поэтому абы куда не хожу. Мне важно, чтобы было вкусно и полезно, чтобы посуда была чистая и официанты вежливые. Наша чайхана – это высший класс. Приезжаю сюда с 1965 года, проживаю в Ленинском районе (район Рудаки в 17 км от Душанбе, – прим. ОА). Тут и раньше хорошо готовили – ургуты, и сейчас нормально. Самбуса стоила 20 копеек, съел две - и сытый целый день ходишь. Ургуты научили душанбинцев готовить лагман, никто не знал, как его готовить. Лагман стоил 58 копеек, и это было недешево: например, в студенческой столовой он стоил 38, но тут был вкуснее. Что еще? Во дворе стояли топчаны под виноградом, на них собирались старые люди, в основном люди из Ферганы. Они пили чай, покупали к чаю печак – 15 копеек за сто граммов, слушали, как поют перепелки, иногда устраивали перепелиные бои. То были наши отцы и деды, теперь настала наша очередь пить тут чай. Что еще вам рассказать?

- Вы знаете, что чайхану собираются сносить?

- Это всё враньё. Были слухи – не спорю, но это враньё. Я с директором чайханы уже переговорил на эту тему, он сказал, что ломать не будут. А я ему сказал, если будут ломать чайхану, то ты меня позови.   

- Значит, скоро позовет…

- Не спорьте со мной: я человек образованный. Мне сам директор сказал, что ломать чайхану не будут. Кто же такое здание поломает? Так что будьте спокойны, а мне пора домой.

Вместе со счетом за шашлык официант принес ему пакет с кулчами. Оказалось, что акаи Каримджон каждую неделю приезжает сюда за хлебом, «потому что эти кулчи даже сухие – сладкие». Когда приезжает за ними, то обязательно обедает шашлыком. Живет он один. Говорит, что если совсем грустно становится, то может приехать сюда и два раза в неделю.

 

«ТАДЖИКИ – САМЫЙ ДРУЖЕЛЮБНЫЙ НАРОД СРЕДИ ВСЕХ СОВЕТСКИХ»

Когда мы еще слушали акаи Каримджона, сзади нас, там, где сидел старичок с клюкой, собралась целая компания. Официант постоянно относил туда чайники и пиалушки, к столику подходили все новые и новые люди.

- Вот это они и есть, и это еще мало, есть и другие, – объяснил мне мой бадахшанский знакомый, - так что иди, говори с ними, может, они тебе что умное расскажут.

За соседним столом сидело уже человек 12, все пожилые, аккуратно одетые, даже нарядные. На столе – только чайники и пиалы, причем около каждого посетителя свой набор. Я подошла, представилась, объяснила, о чем пишу и чего хочу. Пенсионеры как-то задумались.

- А точно не будет никаких недоразумений? – спросил один из них, в белоснежной рубашке под пиджаком.

- Не будет,  – отвечаю им.

- А то знаете, сейчас время такое… - сказал он.

- Самое лучшее время для таджиков! – поторопился вступить в разговор другой – в солнцезащитных очках, и с золотыми, явно вставными зубами. Все остальные закивали, согласились: «да, да, самое-самое лучшее». 

- Так я не про время, я про чайхану хотела поговорить.

- А как вы относитесь к Украине? – Зачем-то спросил человек в очках.

- Очень хорошо отношусь, а что? – говорю ему.

- А ничего! С вами всё ясно теперь, - раздраженно ответил он, и почти скомандовал на таджикском языке, чтобы все остальные вставали и уходили. 

Остальным поговорить явно хотелось. Они неохотно поднимались со своих стульев, и шли в другой конец зала, где их уже ждал тот, который в очках. Впрочем, все разом они не ушли и собеседники у меня все-таки остались. Например, акаи Маатали, он вот не ушел и принялся объяснять тем, кто остался, что я от них хочу:

- Я понял: она пишет про чайхану, чтобы ее не снесли, чтобы нам - старикам было, где собираться. Потому что если не будет чайханы, нам же с вами придется расстаться, где мы будем собираться то?

Оставшиеся и с этим согласились, мол, да, собираться собственно больше негде. Сюда они приезжают со всего города, есть и те, кто приезжает из пригорода. И самое главное, их отсюда никто, никогда не гонит – делают заказы или не делают, администрация не обращает внимания, сколько сидят пенсионеры в чайхане: сидят столько, сколько хотят. Летом греются на солнышке на заднем дворе чайханы, зимой специально для них оставляют столы в закрытом помещении «Рохата». Хотят - приносят еду с собой, хотят заказывают здесь, в общем, к этим посетителям тут особое отношение.

- Вот у нас в Дагестане чайханы нет, и не было никогда, а тут есть и мне это культура очень нравится, - начал свой рассказ акаи Маатали. – Я сам из Дагестана, а тут живу с 1973 года, приехал с женой, да так и остался. Даже, когда заваруха (гражданская война, - ред.) началась, все мои земляки уехали, а я остался. Я вот, что скажу, я много, где жил и много, кого видел, но таджики - самый дружелюбный народ из всех советских.

«Спасибо, Маатали, спасибо тебе большое, брат», -  благодарили его остальные.

- Ну, правда, поэтому я тут с вами и остался, - немного смущенно отвечал им акаи Маатали, но сам стал собираться уходить к тому столику, где уже сидело большинство.

- Да, таджиков многие ценят и любят, и по заслугам, - вступил в разговор последний оставшийся. - Немного нас подпортила война, но может, еще изменимся. А вообще, история она повторяется: наши отцы переживали, когда снесли старую чайхану, она была напротив ЦУМа до 70-х годов, мы вот теперь из-за этой страдаем. Но и ту забыли, и эту забудут. И нас с вами никто не вспомнит. Жизнь она такая…

…Пожалуй, есть у таджиков, кроме дружелюбия еще один плюс – философский подход к жизни. Вот он веками вообще не меняется.